Бульдоги под ковром

Не зная, где придется ему ночевать уже завтра, он тем не менее заплатил греку за неделю вперед — «В карты выиграл, да?» — равнодушно спросил тот, принимая деньги, — и перенес свой вещмешок с веранды в крошечную, но с крепкой дверью каморку в мансарде, из полукруглого окна которой было видно море. Сверток с монетами он спрятал в щель за плинтусом — мало ли что может случиться в ночных портовых трущобах — и неторопливо, заложив руки за спину, словно не по грязному переулку, а по Дворцовой набережной, направился в «Казачий курень», где ежевечерне собирались для тоскливого «веселья» и обмена информацией такие же, как он, «обломки великой империи».

Через час в отгороженном грязноватыми занавесками «отдельном кабинете» он, потребовав вместо вечной рыбы глазунью с колбасой, разливал по стаканам рыжий контрабандный коньяк и начинал осторожный разговор с двумя полузнакомыми поручиками-дроздовцами, ошалевшими от неожиданной щедрости Басманова. Теперь уже он выступал в роли графа Монте-Кристо…

Поручики эти сумели устроиться на работу по разоружению и демонтажу береговых батарей и по десять часов в сутки вытаскивали из погребов, протирали, смазывали и паковали в ящики одиннадцатидюймовые снаряды. Платили им по три лиры в день, а сама работа успела смертельно надоесть, выматывались они страшно и без чарки «дузика» почти не могли спать. Поэтому намек Басманова на возможную работу «по специальности» юноши приняли с восторгом.

…В ресторан капитан явился за десять минут до назначенного времени, тщательно выбритый, пахнущий настоящим «Вежеталем», в начищенных у мальчишки-курда сапогах. Сел за указанный ему столик и спросил оранжаду со льдом.

Точно в час в дверном проеме обозначился Александр Иванович. На сей раз он был один. Но такой же элегантный и непонятно веселый, как вчера.

— Ну вот и прекрасно, что пришли. Я, в общем, и не сомневался, в людях редко ошибаюсь. Да и чего бы вам отказываться? Совсем молодой человек, вся жизнь впереди, когда и ставить последний рубль ребром? Хотя другой на вашем месте вполне мог загулять суток на трое или просто смыться. От добра, мол, добра не ищут. Ну ладно, это я так…

Он протянул Басманову портсигар, но тот с достоинством отказался и закурил собственную «Месаксуди». Снова довольно хмыкнув, Шульгин перешел к делу.

— Так, Михаил Федорович, будем считать, на первую должность вы приняты. Будете у нас, так сказать, начальником отдела кадров. Повторяю задачу… — Он перечислил вчерашние требования к кандидатам и добавил: — Только давайте без альтруизма. Я все понимаю, могут быть случаи — хочется помочь человеку, отчаянное положение, голодные дети… Так лучше вы прямо скажите, кому-то кое-что можно просто выделить из представительских сумм… А в целом исходите из того, что с выбранным вами человеком вам же и придется, скажем, в разведку идти, десять верст с пулеметом на плече бежать по песку или джунглям, ну и все тому подобное. А вдруг у него дыхания не хватит, струсит, вас же или товарища раненого бросит, да просто скандален, неуживчив, к мордобою склонен… Надеюсь, все понятно?

Тогда далее. Очень нас интересуют люди, умеющие автомобилем управлять, на мотоцикле ездить, вообще к технике причастные. Если авиаторов найдете — совсем чудесно. Ну там артиллеристы, пулеметчики, специалисты по штыковому бою — само собой. Особая статья — кадровые штабисты, лучше даже — генштабисты с полным курсом академии… Для таких требования к здоровью могут быть и помягче.

«Черт возьми, — думал Басманов, — так они что, действительно империю в дебрях Африки основать задумали? Размах, однако! Что ж, тем интереснее». Но вслух ничего не сказал, только кивал понимающе.

— Оклад содержания лично вам определим для начала в три тысячи. Золотом, естественно. Знаете, — доверительно понизил голос Шульгин, — я как-то не слишком верю в бумажки, пусть это даже фунты. Согласны?

Как он мог быть не согласен? Все это выходило за пределы самых смелых и горячечных мечтаний. А вдали, в таком случае, вырисовываются перспективы совсем уже сказочные. Он вспомнил о матери и сестре, оставшихся в Петрограде. Последний раз они виделись зимой восемнадцатого, и больше известий от них Басманов не имел.

Об ужасах, что творили большевики в столице, он слышал немало, но надеялся, что родных террор не коснулся. В конце концов о том, что он жив и ушел к Корнилову, не знал никто, кроме самых близких родственников, а две безобидные женщины ЧК вряд ли заинтересуют.

Ну, если все образуется, имея деньги, можно будет через Финляндию пробраться в Питер и как-нибудь их разыскать…