Булгаков

Вольтер, на которого ссылался де Сад, все же ставил добро выше зла, хотя и признавал, что на свете злодеев куда больше, чем праведников: "Что же, - спросил Задиг, - значит необходимо, чтобы были преступления и бедствия и чтобы они составляли удел добрых людей?" - "Преступные, отвечал Иезрад, - всегда несчастны, и они существуют для испытания немногих праведников, рассеянных по земле. И нет такого зла, которое не порождало бы добра". - "А что, - сказал Задиг, - если бы совсем не было зла и было бы одно добро?" - "Тогда, - отвечал Иезрад, - этот мир был бы другим миром, связь событий определила бы другой премудрый порядок. Но этот другой, совершенный порядок возможен только там, где вечно пребывает верховное существо, к которому злое не смеет приблизиться. Это существо создало миллионы миров, из которых ни один не походит на другой. Это бесконечное разнообразие - один из атрибутов его неизмеримого могущества. Нет двух древесных листов на земле, двух светил в бесконечном пространстве неба, которые были бы одинаковы, и все, что ты видишь на маленьком атоме, на котором ты родился, должно находиться на своем месте и в свое время согласно непреложным законам всеобъемлющего. Люди думают, что это дитя упало в воду случайно, что так же случайно сгорел тот дом, но случая не существует, - все на этом свете есть либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвидение".

Вольтер, стилизовавший свое сочинение под "восточную повесть" из "персидской жизни", дуализм добра и зла воспринял от древнеперсидской религии - зороастризма, где бог света Ормузд, или Ахурамазда, упоминаемый в повести, находится в постоянном сложном взаимодействии с богом тьмы Ариманом, или Анграмайнью. Оба они олицетворяют два "вечных начала" природы. Ормузд не может отвечать за зло, которое порождается Ариманом и принципиально неустранимо в этом мире, а борьба между ними - источник жизни. Вольтер помещает праведников под покровительство верховного существа - создателя иного совершенного мира. Де Сад же сделал добро и зло равноправными в природе. К доброму началу человека, как он доказывает в "Новой Жюстине" и других своих романах, можно склонить не благодаря его изначальной предрасположенности к добру, а лишь внушив отвращение к ужасам зла. Почти все герои, готовые творить зло ради достижения собственного удовольствия, в романах де Сада погибают. Франс, подобно де Саду, из вольтеровской концепции исключил верховное существо, а добро и зло уравнял в их значении. Такое же равноправие добра и зла отстаивает В. у Булгакова, причем автор "Мастера и Маргариты", в отличие от Вольтера, не был жестким детерминистом, поэтому В. наказывает Берлиоза как раз за пренебрежение случайным.

В. выполняет поручения Иешуа Га-Ноцри - таким оригинальным способом Булгаков осуществляет взаимодополняемость доброго и злого начала. Эта идея, по всей вероятности, была подсказана отрывком о йезидах из труда итальянского миссионера Маурицио Гардзони, сохранившимся среди материалов к пушкинскому "Путешествию в Арзрум" (1836). Там отмечалось, что "йезиды думают, что бог повелевает, но выполнение своих повелений поручает власти дьявола" (этот отрывок впервые был включен в собрание сочинений А. С. Пушкина в 1931 г. и вряд ли прошел мимо внимания создателя пьесы "Александр Пушкин"). Иешуа через Левия Матвея просит В. взять с собою Мастера и Маргариту. С точки зрения Га-Ноцри и его единственного ученика, награда, дарованная Мастеру, несколько ущербна - "он не заслужил света, он заслужил покой". А с точки зрения В., покой превосходит "голый свет", ибо оставляет возможность для творчества, в чем сатана и убеждает автора романа о Понтии Пилате: "...Зачем же гнаться по следам того, что уже окончено? (т. е. продолжать уже завершенный роман. - Б. С.)... о трижды романтический мастер, неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?" В., как и Иешуа, понимает, что "голым светом" способен наслаждаться лишь преданный, но догматичный Левий Матвей, а не гениальный Мастер. Именно В. с его скепсисом и сомнением, видящий мир во всех его противоречиях (каким видит его и истинный художник), лучше всего может обеспечить главному герою достойную награду.