Булгаков

- Куда? в сарай? Нет, брат, не надуешь! Я уж там ночевал... А, впрочем, веди... С хорошим человеком отчего не пойти?.. Подушки не надо; военному человеку не надо подушки... А ты, мне, брат, диванчик, диванчик сочини... Да, слушай, - прибавил он останавливаясь, - ты, я вижу, малый теплый; сочини-ка ты мне того... понимаешь? ромео, так только, чтоб муху задавить... единственно, чтоб муху задавить, одну, то есть рюмочку.

- Хорошо, хорошо! - отвечал Мизинчиков.

- Хорошо... Да ты постой, ведь надо ж проститься... Adieu, Mesdames и mesdemoiselles... Вы, так сказать пронзили... да уж ничего! после объяснимся... а только разбудите меня, как начнется... или даже за пять минут до начала... а без меня не начинать! слышите? не начинать!.." Пробудившись же, Коровкин, по словам лакея Видоплясова, "многоразличные вопли испускали-с. Кричали: как они представятся теперь прекрасному полу-с? а потом прибавили: "Я не достоин рода человеческого!" и все так жалостно говорили-с, в отборных словах-с". Почти так же говорит и К.-Ф., обращаясь к Михаилу Александровичу Берлиозу и изображая из себя похмельного регента:

" - Турникет ищите, гражданин? - треснувшим тенором осведомился клетчатый тип, - сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра... поправиться... бывшему регенту!". Как и герой Достоевского, К.-Ф. просит выпивку "для поправления здоровья". Его речь, как и речь Коровкина, делается отрывистой и малосвязной, что характерно для пьяного. Присущую Коровкину интонацию плутовской почтительности К.-Ф. сохраняет и в разговоре с Никанором Ивановичем Босым, и в обращении к дамам на сеансе черной магии в Театре Варьете. Коровьевское "Маэстро! Урежьте марш!" явно восходит к коровкинскому "Музыканты! польку!" В сцене же с дядей Берлиоза Поплавским К.-Ф. "жалостливо" и "в отборных словах-с" ломает комедию скорби.

"Село Степанчиково и его обитатели" представляет собой также пародию на личность и произведения Николая Гоголя (1809-1852). Например, дядя рассказчика, полковник Ростанев, во многом пародирует Манилова из "Мертвых душ" (1842-1852), Фома Фомич Опискин - самого Гоголя, а Коровкин Хлестакова из "Ревизора" и Ноздрева из "Мертвых душ" в одном лице, с которыми столь же опосредованно оказывается связан и К.-Ф. С другой стороны, образ К.-Ф. напоминает кошмар "в брюках в крупную клетку" из сна Алексея Турбина в "Белой гвардии". Этот кошмар, в свою очередь, генетически связан с образом либерала-западника Карамзинова из романа Достоевского "Бесы" (1871-1872). К.-Ф. - это также материализовавшийся черт из разговора Ивана Карамазова с нечистым в романе "Братья Карамазовы" (1879-1880).

Между Коровкиным и К.-Ф. есть, наряду со многими чертами сходства, одно принципиальное различие. Если герой Достоевского - действительно горький пьяница и мелкий плут, способный обмануть игрой в ученость лишь крайне простодушного дядю рассказчика, то К.-Ф. - это возникший из знойного московского воздуха черт (небывалая для мая жара в момент его появления один из традиционных признаков приближения нечистой силы). Подручный Воланда только по необходимости надевает различные маски-личины: пьяницы-регента, гаера, ловкого мошенника, проныры-переводчика при знаменитом иностранце и др. Лишь в последнем полете К.-Ф. становится тем, кто он есть на самом деле, мрачным демоном, рыцарем Фаготом, не хуже своего господина знающим цену людским слабостям и добродетелям.