Одна из находок С. в б. была использована в "Мастере и Маргарите". В главке "Во что обходится курение" нарушителей общественного порядка: бросающего в вагоне окурок нэпмана и неизвестного с черной бородкой, курящего в театре, - моментально карают представители власти: "... Немедленно (черт его знает, откуда он взялся, словно из стены вырос) появился некто с квитанционной книжкой в руках..." и "из воздуха соткался милиционер, это было гофманское нечто". В "Мастере и Маргарите" точно таким же образом, в стиле великого немецкого романтика Эрнста Теодора Амадея Гофмана (1776-1822) соткался на Патриарших прудах из воздуха черт Коровьев-Фагот, а Воланд и его свита очутились в Нехорошей квартире перед Степаном Богдановичем Лиходеевым. Инфернальные персонажи наводят в Москве свой порядок, карая тех, кто причиняет зло другим и страдает разнообразными пороками. Этот мотив роднит "Мастера и Маргариту" со С. в б. Только в романе Булгаков уже отчаялся в возможности обустройства жизни в стране силами существующей власти и пародийно вручает эту функцию сатане со товарищи. Поэтому порядок получается мнимый, сохраняющийся только в потустороннем мире.
СТРАВИНСКИЙ Александр Нико-лаевич, персонаж романа "Мастер и Маргарита", профессор, директор психиатрической клиники. Одним из прототипов С. из числа современников Булгакова, вероятно, послужил профессор Григорий Иванович Россолимо (1860-1928) - директор клиники 1-го МГУ, возглавлявший лабораторию экспериментальной психологии при Неврологическом институте. Однако у С. был и литературный прототип доктор-психиатр Равино из рассказа Александра Беляева (1884-1942) "Голова профессора Доуэля" (1925) (более известна романная версия этого произведения, появившаяся в 1937 г.). Вероятно, фамилия Равино также произошла от Россолимо. Доктор Равино, человек с демоническим обликом, возглавляет клинику, которая, как и клиника С., во многом выполняет функции тюрьмы (С. подобен Воланду). Скорее всего, фамилия Равино натолкнула Булгакова, знакомого с рассказом Беляева и уже назвавшего одного из персонажей Михаилом Александровичем Берлиозом, дать другому фамилию Стравинский, создав тем самым своеобразную "музыкальную перекличку" - в честь известных композиторов Гектора Берлиоза (1803-1869) и Игоря Федоровича Стравинского (1882-1971). Что же касается расположения клиники С., то исследователи помещают ее на место Химкинской городской больницы № 1 (Правобережная ул., 6а). С 1928 г. здесь находилась Московская областная больница с крупным нервно-психиатрическим отделением. Она помещалась в особняке стиля модерн (с чертами рыцарского замка), построенного по заказу купца С. П. Патрикеева знаменитым архитектором Ф. О. Шехтелем (1859-1926) в 1908 г. Из клиники С., похожей на старинный замок, открывался вид на "веселый сосновый бор" за рекой. Такой же бор лежит на другом берегу Москвы-реки против Химкинской больницы. Путь к ней из центра города проходит по Ленинградскому шоссе, как и к клинике С. Еще до революции С. П. Патрикеев создал в особняке Шехтеля самую современную по тем временам больницу, оборудование для которой заказывалось на лучших заводах Германии и Швейцарии. Таким же новейшим оборудованием снабжена и клиника С.
"СЫНОВЬЯ МУЛЛЫ", пьеса, поставленная во Владикавказе в мае 1921 г. местной ингушской труппой. Премьера состоялась 15 мая, и С. м. прошли три раза. Позднее пьеса была переведена на осетинский язык (с заменой мусульманских имен на осетинские) и ставилась осетинскими самодеятельными театральными коллективами. Осетинский перевод пьесы, выполненный артистом Б. И. Тотровым, опубликован: Фидиуаг, Владикавказ, 1930, №4. Сохранился суфлерский экземпляр русского текста пьесы, хранящийся ныне в архиве Булгакова в Отделе Рукописей Российской Государственной Библиотеки. Впервые опубликована на русском языке: Соколов Б.В. Булгаковская энциклопедия. 1-е изд. М.: Локид; Миф, 1996. Процесс создания С. м. Булгаков описал в повести "Записки на манжетах" (1922-1923) и в рассказе "Богема" (1925). В повести об этом говорится следующим образом: "Помощник присяжного поверенного, из туземцев, научил меня. Он пришел ко мне, когда я молча сидел, положив голову на руки, и сказал: "У меня тоже нет денег. Выход один - пьесу нужно написать. Из туземной жизни. Революционную. Продадим ее...".
Я тупо посмотрел на него и ответил: "Я не могу ничего написать из туземной жизни, ни революционного, ни контрреволюционного. Я не знаю их быта. И вообще я ничего не могу писать. Я устал, и, кажется, у меня нет способностей к литературе".
Он ответил: "Вы говорите пустяки. Это от голоду. Будьте мужчиной. Быт - чепуха. Я насквозь знаю быт. Будем вместе писать. Деньги пополам".