Булгаков

Алексей Турбин в Б. г. - монархист, хотя монархизм его испаряется от сознания бессилия предотвратить гибель невинных людей. Т.Н.Лаппа свидетельствовала, что эпизод исполнения братьями Турбиными и их друзьями запрещенного царского гимна - не выдумка. Булгаков с товарищами действительно пели "Боже, царя храни", только не при гетмане, а при петлюровцах. Это вызвало недовольство домовладельца, Василия Павловича Листовничего (1876-1919, по другим данным - не ранее 1920) - прототипа инженера Василия Ивановича Лисовича, Василисы, в Б. г. Однако в период создания романа Булгаков уже не был монархистом. В дневнике писателя 15 апреля 1924 г. следующим образом прокомментированы слухи о том, "будто по Москве ходит манифест Николая Николаевича" (Младшего) (1856-1929), дяди Николая II (1868-1918) и главы дома Романовых: "Черт бы взял всех Романовых! Их не хватало".

В Б. г. есть отчетливые параллели со статьей С.Н.Булгакова "На пиру богов" (1918). Русский философ писал, что "некто в сером", кто похитрее Вильгельма, теперь воюет с Россией и ищет ее связать и парализовать". В романе "некто в сером" - это и Троцкий, и Петлюра, уподобленные дьяволу, причем настойчиво подчеркивается серый цвет у большевистских, немецких и петлюровских войск. Красные - это "серые разрозненные полки, которые пришли откуда-то из лесов, с равнины, ведущей к Москве", немцы "пришли в Город серыми шеренгами", а украинские солдаты не имеют сапог, зато имеют "широкие шаровары, выглядывающие из-под солдатских серых шинелей". Рассуждения же Мышлаевского о "мужичках-богоносцах" Достоевского, порезавших офицеров под Киевом, восходит к следующему месту в статье "На пиру богов": "Недавно еще мечтательно поклонялись народу-богоносцу, освободителю. А когда народ перестал бояться барина, да тряхнул вовсю, вспомнил свои пугачевские были ведь память народная не так коротка, как барская, - тут и началось разочарование..." Мышлаевский в Б. г. последними словами ругает "мужичков-богоносцев" Достоевского, которые сразу становятся смирными после угрозы расстрела. Однако он и другие офицеры в романе только угрожают, но угроз своих в действие не приводят (барская память действительно короткая), в отличие от мужиков, которые при первой возможности возвращаются к пугачевским традициям и господ режут. При описании похода Мышлаевского под Красный Трактир и гибели офицеров автор Б. г. воспользовался воспоминаниями Романа Гуля (1896-1986) "Киевская эпопея (ноябрь - декабрь 1918 г.)", опубликованными во втором томе берлинского "Архива русской революции" в 1922 г. Оттуда же образ "звенящего шпорами, картавящего гвардейца адъютанта", материализовавшийся в Шервинском, плакат "Героем можешь ты не быть, но добровольцем быть обязан!", бестолковщина штабов, с которой сам Булгаков не успел столкнуться, и некоторые другие детали.

Как вспоминала Т.Н.Лаппа, булгаковская служба у Скоропадского свелась к следующему: "Пришел Сынгаевский и другие Мишины товарищи и вот разговаривали, что надо не пустить петлюровцев и защищать город, что немцы должны помочь... а немцы все драпали. И ребята сговаривались на следующий день пойти. Остались даже у нас ночевать... А утром Михаил поехал. Там медпункт был... И должен был быть бой, но его, кажется, не было. Михаил приехал на извозчике и сказал, что все кончено и что будут петлюровцы". Эпизод с бегством от петлюровцев и ранением Алексея Турбина 14 декабря 1918 г. - писательский вымысел, сам Булгаков ранен не был. Гораздо более драматическим было бегство мобилизованного Булгакова от петлюровцев в ночь со 2-го на 3-е февраля 1919 г., запечатленное в Б. г. в бегстве Алексея Турбина, а в рассказе "В ночь на 3-е число" - в бегстве доктора Бакалейникова. Т. Н. Лаппа запомнила возвращение мужа в эту драматическую ночь: "Почему-то он сильно бежал, дрожал весь, и состояние было ужасное нервное такое. Его уложили в постель, и он после этого пролежал целую неделю, больной был. Он потом рассказал, что как-то немножко поотстал, потом еще немножко, за столб, за другой и бросился в переулок бежать.

Так бежал, так сердце колотилось, думал, инфаркт будет. Эту сцену, как убивают человека у моста, он видел, вспоминал". В романе болезнь Алексея Турбина перенесена по времени на период пребывания в Городе петлюровцев, а сцену убийства еврея у Цепного моста он наблюдает, как это и было с писателем, в ночь на 3-е февраля. Приход петлюровцев в Город начинается убийством еврея Фельдмана (как можно судить по киевским газетам того времени, человек с такой фамилией действительно был убит в день вступления украинских войск в Киев) и завершается убийством безымянного еврея, которое Булгакову довелось видеть воочию. Сама жизнь подсказала трагическую композицию Б. г. Писатель в романе утвердил человеческую жизнь как абсолютную ценность, возвышающуюся над всякой национальной и классовой идеологией.