«Тарновские — это отец, Евгений Никитич, по-домашнему Дей, впоследствии — профессор Персиков в „Роковых яйцах“… Подружился М. А. и с самим Тарновским… Описывая наружность и некоторые повадки профессора Персикова, М. А. отталкивался от образа живого человека, родственника моего, Евгения Никитича Тарновского… Он тоже был профессором, но в области далекой от зоологии: он был статистик-криминалист».
Кстати, Любовь Евгеньевна так и не решилась рассказать, что прозвище Дей было сокращением от «действительного статского советника» — столь высокого чина Евгений Никитич удостоился в первом департаменте Министерства юстиции царской России и, судя по всему, был этим весьма горд.
Однако в который раз уже можно воскликнуть: как тесен этот мир! Еще бы следовало добавить, что очень уж много в нем Тарновских.
Но вот что странно — наше исследование началось в Киеве, там, где родился Михаил Булгаков, и продолжалось на Орловщине, где проходили юные годы Киры Алексеевны. В истории же о Марии Тарновской действующие лица словно бы местами поменялись. Вместо княгини из Орловской губернии — алчная авантюристка из Киева, в то время как киевлянина Булгакова сменил слишком уж увлеченный женскими прелестями граф из Орла. Складывается впечатление, будто лирическая история здесь превратилась в фарс — главный герой приобрел желаемое дворянское звание с графским титулом в придачу, ну а героиня превратилась в злую ведьму буквально на его глазах. Причем на сей раз превращение вполне реальное, не выдуманное, как у Булгакова в «Мастере и Маргарите». Что уж тут говорить, если речь идет о тщательно продуманном кровавом преступлении, а вовсе не о погроме в квартире бессовестного критика, учиненном Маргаритой.
И вот какой возникает после этого вопрос: что было бы, решись Булгаков по примеру Василия Тарновского на похищение любимой? То есть хватило бы смелости или попросту кишка тонка?.. А впрочем, какой смысл гадать? Увы, особенность истории знакомства Булгакова с княгиней состояла в том, что Кира Алексеевна была замужем, но что еще более важно — финансовые возможности Михаила Афанасьевича не позволяли о похищении мечтать! Однако жаль все-таки, что ничего у них не получилось.
Итак, Кира Алексеевна после Второй мировой войны переехала в Нью-Йорк. Дом, где она жила, располагался в Манхэттене — на Второй авеню, между Восемьдесят третьей и Восемьдесят четвертой улицами. Тут почему-то вспоминается лютеранская кирха недалеко от гимназии, где учились старшие сестры Булгакова. Причина в еще одном интересном совпадении — буквально в нескольких минутах ходьбы от дома Киры Алексеевны, на Восемьдесят четвертой улице, с 1892 года находится лютеранская церковь Сиона и Святого Марка. Видимо, такое соседство не случайно — снова вспомним о немецких корнях Киры Алексеевны.
Нью-Йорк, Вторая авеню. Здесь жила княгиня Кира Алексеевна
Стоит также добавить, что в этом районе издавна селились эмигранты-немцы. Однако на отрезке Второй авеню, между Восемьдесят третьей и Восемьдесят четвертой улицами, находится знаменитый с 1954 года еврейский кошерный ресторан «Дэли»
Если же еще упомянуть, что резиденция Джона Трейна расположена на углу Семьдесят третьей улицы и знаменитой Пятой авеню, что офис семейного фонда разместился на Парк-авеню, совсем неподалеку, а дядя Павла Хлебникова, Аркадий Ростиславович Небольсин, живет на Восемьдесят шестой улице, то многое становится понятно. То есть приходишь к несомненному выводу, что этот драгоценный кусок земли Манхэттена радиусом около километра является если не вотчиной, то хотя бы неким образом утраченной российской земли — усадеб, имений, деревенек. Той самой земли, на которой жили многие поколения Хлебниковых, Козловских, Блохиных, причем жили достаточно безбедно, если не сказать, что в очевидной роскоши, которая многим людям и не снилась.
Ирина Георгиевна Урусова