Булкинъ и сынъ

Увы! Разоблачения не случилось. Я был уже за шаг от фундуклидиной двери, готовый отыскать самую мизерную щелку, уловить любой комариный писк, когда какая-то предательская половица тоскливо заныла под ногой. И почти тут же - не успел я как следует подосадовать - в комнате детектива возник неясный звук, в ночной тишине гулко ударил в стены револьверный выстрел, с глухим стуком пуля ударила в дверное дерево - и по коридору завыл рикошет.

От неожиданности я присел чуть ли не на пол, в то время, как за дверью снова затихли. Наконец, я осознал, что произошло. Ах, подлец! Да ведь он с т р е л я л в меня! Я хотел уже броситься к себе, где в тумбочке тосковал от безделья мой "Смит и Вессон", но с той половины, где почивал хозяин дома, раздались торопливые шаги. Опасаясь, что попаду в пиковое положение меж двух огней, я сдавленным шепотом (чтобы сумасшедший Фундуклиди не мог пальнуть на голос) позвал:

- Савватий Елисеевич, не бойтесь, это я!

В смутном коридорном мраке, чуть разбавленном продолжающим сочиться из-под фундуклидиной двери светом, высунувшийся из-за угла Хряпов был похож на персонаж из персидских сказок.

- Это вы, Петр Владимирович? - спросил он отрывисто. - В чем дело?

- Осторожно! - предупредил я. - Не подходите к двери: он стреляет!

- Кто стреляет?

- Фундуклиди.

- Чушь какая! А что, собственно, случилось?

- Об этом нужно спрсить вашего грека... Если он не сбежал еще через окно.

- Чушь какая! - повторил Хряпов.

Он вышел из-за угла, сунув что-то в карман халата (очевидно револьвер), затем безбоязненно шагнул в разделяющее нас опасное пространство перед дверью с золотистой пулевой дырочкой.

- Михаил Ксантиевич! - постучал он. - Вы здесь?

Знакомый голос пробормотал неразличимое из глубины комнаты.

- Откройте, Михаил Ксантиевич, это я, Хряпов, и со мной Петр Владимирович.

- Берегитесь, Савватий Елисеевич, может он спятил! - предостерег я.

- Бросьте! - тихо, но властно ответствовал Хряпов.

При этих словах последовал скребущий шум, словно двигали тяжелую вещь; раздалось шуршание, сердитый кашель; ключ повернулся, и дверь открылась (из проема пахнуло пороховым смрадом). В ослепительном после сумрака свете кенкета появился Фундуклиди, совершенно одетый, со "Смитом и Вессоном".

- Спрячьте оружие, - сердито сказал Хряпов. - Вы, того и гляди, креститься даже револьвером начнете.

Грек подозрительно посмотрел на меня и убрал руку за спину.

- Ну-с, - произнес Савватий Елисеевич. - Я, господа, не понимаю, почему вы не в постелях в такой час?

- Видите ли, господин Хряпов, - сказал я. - До последнего времени я тоже полагал, что господин Фундуклиди по ночам почивает в царстве Морфея, как предписано природой. Но, оказывается, Михаил Ксантиевич бодрствует при свете да еще постреливает сквозь дверь в своих соседей.

- Как же это вы, Михаил Ксантиевич? - спросил Хряпов. - Ай-яй-яй!

- Я не стрелял в господина Мацедонского, - с напором сказал Фундуклиди, сильней обычного пришепетывая на греческий манер, отчего у него получилось: "Маседоского". - Я стрелял в шпиона (вышло: "спиёна"), который крался по коридору к моей двери.

- Помилуйте! - почти крикнул я, прямо-таки ошеломленный чудовищным поклепом. - Это меня-то вы называете шпионом?!

- Не знаю! - взорвался грек, словно фугаска. - Знаю только, что кто-то подозрительно крался к моей двери!

- А вы-то что делали в коридоре? - спросил Хряпов уже меня.

- Мало ли что я мог делать! - возмутился я. - Как вы думаете, куда я мог направляться с полотенцем в руках?... Вон, кстати, оно лежит у моей комнаты. Видите? А?

- Что же вы не шли мимо со своим полотенцем? - тут же вцепился в меня детектив. - Зачем крались к моей двери?

- Я не крался!

- Крались!

- Ну, крался... Еще бы, если у вас глухой ночью свет горит! Поневоле заинтригуешься: чем вы там занимаетесь?

- Ничем не занимаюсь... Я спал.

- Как спали? При свете? - вырвалось уже у Хряпова.

- При свете, - сердито ответил грек. - Ну и что?

- При свете и с револьвером в руках? - сказал Хряпов и захохотал, а Фундуклиди засопел. - Вы что же - особой йогой занимаетесь?

Глядя, как мы стоим с Фундуклиди друг против друга, словно два индюка, Савватий Елисеевич кончил смеяться и, покашливая, произнес:

- Ну что же, дело ясное, господа. Произошло недоразумение. Ночь еще большая, давайте воспользуемся ее благами.

- Вы предлагаете разойтись? - спросил я.

- Настаиваю на этом! И - прошу, господа - пожалуйста, больше благоразумия и осторожности.

- Легко сказать: благоразумия, когда господин Фундуклиди... - начал было я, но Хряпов похлопал меня по плечу:

- Довольно, Петр Владимирович, довольно. Идемте спать. Спокойной ночи, Михаил Ксантиевич. И, кстати, запрещаю вам спать одетым и при свете. Нехорошо-с! Завтра опять выпейте валерианы.

- Покойной ночи, - сказал грек и затворил дверь.

Хряпов съел подступивший зевок, запахнул халат и повернулся было идти к себе - но я схватил его за рукав и на цыпочках отвел подальше от фундуклидиной комнаты.