Дорогой я подумал, что, пожалуй, погорячился, прося, чтобы на меня навалили побольше. Если проблемы взрослых я ещё был готов решать, то несчастье Лизки повергло меня в болезненную беспомощность.
По навигатору я добрался до незнакомой девятиэтажки, где жили теперь Майя и Лиза, припарковался на тротуаре и вышел в химическую слякоть двора. У подъезда меня дожидались трое – мама, Майя и Кирилл, отступивший при моём появлении на десяток шагов – под какое-то дерево.
За время, пока я ехал, ситуация не изменилась. Все слова были сказаны. Мама, нахохлившаяся, в шубке с поднятым воротником, кивнула на детскую площадку. По дальнему её краю, между двумя рябинами, Лизка выстроила свой редут.
– Силой утащить действительно невозможно. Она не простит! – сказала Майя и посмотрела на меня с тревогой. Её лицо раскраснелось и припухло от влажного ветра, может быть, и от слёз. Из-под белой шапочки кое-как лезли соломенные волосы. Мне вдруг стало жалко её. Раньше я её мучил, теперь по моим стопам пошла Лизка. Не даём пожить человеку в счастье!
– Ну давай, иди, поговори с ней! Она тебя ведь требовала! – сказала Майя.
– Конечно. Чего стоять – ребёнок замёрзнет! – поддержала её мама.
Я рассмеялся – у меня было чувство, что меня посылают обезвредить мину. Смех прибавил мне храбрости.
Совершенно не представляя, как и в чём мне предстоит убеждать Лизку, я отправился на детскую площадку и остановился перед грудой грязного снега.
Какая же это крепость? Не крепость – а одни слёзы! Кривая стена, составленная из мелких комков, натыканных один на другой, укрывала Лизу, только если она садилась. Как какой-нибудь Гулливер, я склонился над стеной и заглянул внутрь – Лизка сидела на корточках, опустив голову и ковыряя варежкой затоптанный снежный пол. Её розовая шапка была вся в ледяных комках.
Зайдя через «ворота», я присел рядом. Голова моя торчала над стеной. Найдись у нас враги, им было бы удобно ядром снести её. Я понятия не имел, что сказать Лизе, и сказал, что её крепость не годится – в такой не перезимуешь. Надо строить из больших валунов и сгонять их плотнее, чтобы ветер не сквозил. Лиза взглянула удивлённо, а я нашарил в карманах перчатки и начал строить.
За работой Лиза отогрелась и учинила мне допрос.
– Папочка, что с твоим хлебом? Петя сказал, что ты закрылся?
– Петя трепач, – ответил я, ещё не зная, как выкрутиться.
– Папа, а где Илюша? Совсем уехал? А Мурёнку-то забрал?
Я сказал, что Мурёнка угнездилась у Коли в поленнице.
– А с Васькой не подружилась она?
– Вряд ли, – ответил я. – Не думаю. Васька кошка такая…
– А как там Миша?
Лиза иногда спрашивала о Мише. Она не могла забыть ни Ирининых печёных яблок на Рождество, ни воздушного змея, которого они с Мишей и Ильёй гоняли в августе. Я подумал мгновение и сказал, как есть: что Мишин папа уехал работать в Москву, и они с Ириной одни.
Лиза отпустила свой ком, качнула головой в облепленной снежными жемчугами шапке и сказала сокрушённо:
– Что же это такое, нигде нет единства!
Конечно, она от кого-то слышала эти слова. Вряд ли сама додумалась. Но нашла в них причину своей беды – сама.
Тогда я набрался мужества и сказал, что наша с ней цель – не сбивать шантажом в одну кучу бессмысленные осколки, как пытался я и пытается теперь она, а подумать трезво: как из тех обстоятельств, которые у нас есть, вырастить новый цветок, пусть хоть зверобой или пастушью сумку, главное – что-то живое. Пусть листиками его будем и я, и Кирилл, и мама, и бабушка, и все, кто участвует в нашей истории, неважно, на каких ролях. Надо принять ту роль, которая выпала. Главное – не загубить этот цветок своей обидой. Тогда он будет жив и между нами будет единство.
Никогда ещё я не мёл своему ребёнку такой пурги, но, видно, Лиза что-то нашла в моём трёпе. Привалившись к снежной стене, она задумалась. Потом сама взяла термос, сняла стаканчик и выпила тёплого чаю. Вторая порция досталась мне. Аккуратно завинтив крышку и поставив термос на снег, Лиза сказала, что, как только мы укрепим стену, она пойдёт домой.
За полчаса мы сильно продвинулись. Подтаявший снег хорошо скатывался, но был тяжёл. Пот тёк с меня ливнем.
Наконец Лиза объявила конец рабочему дню, и мы вышли из укрепления.
– Папочка, а чем ты дом сломал? – шёпотом спросила она. – Такой круглой бомбой, как в мультике? – и с сомнением обернулась на свою крепость.