Читаем Бультерьер полностью

Больше всего поразили гробы, которые грузили в самолет — солдаты там называли его «черным тюльпаном». Когда увидел эту картину, стало особенно тяжко. Потом, когда пришел в себя, написал об этом песню.

Кстати, в моем детстве отец мало рассказывал о войне. Я вообще заметил, что люди, хорошо знающие войну, о ней говорят мало, больше и охотнее рассказывают о войне штабисты, тыловики, политработники. А из фронтовиков надо буквально клещами вытаскивать, где, на каком фронте воевал, сколько друзей погибло и как. Обычно вспоминают веселые случаи.

Первый раз на военной песне я прокололся, потому что не видел войну афганскую и не представлял себе, что это совершенно разные войны. Я написал песню «В горах Афгана», когда еще в Афганистане не был. Она получалась — за исключением одной строчки, которая и похоронила для меня всю песню. У меня там такая фраза: «Когда хоронят товарища, равняйтесь на знамя». Это у меня получились полковые похороны сорок третьего года, с политруком. А в Афгане на знамя никто не равнялся… Какие там похороны? В вертолет — и до свидания. Никаких там знамен красных в атаку никто не поднимал.

Это к вопросу о том, что ты можешь, а чего ты не можешь. Великую Отечественную войну мы вполне достоверно знали и могли представить по книгам, рассказам родителей, кино. Но, все равно знаний о Второй мировой войне мне не хватило для фантазии о войне афганской. Потому те две строчки и похоронили всю песню. А вот когда я побывал в Афганистане несколько раз, лишь после этого написал «Черный тюльпан», «Караван» и «Дорога длиною в жизнь»… Это было уже мое ощущение войны.

Песню «В горах Афгана» потом я записал на пластинку. Я не переписываю уже написанное, и переписать в той песне одну строчку не захотелось. Почему — не знаю. Давно это было. Так она для меня и осталась историей.

Почему я поехал в Афганистан?.. Я — мужчина, я — гражданин, и мною двигала не политика… А все те люди, которые кричали: «Какой ты нехороший человек! Зачем ты поехал на эту неправую войну?» — потом извинялись передо мной. Я ведь ехал не на неправую войну — я ехал к людям, к чьим-то детям, которые чужой волей были брошены в Афганистан. И мне было все равно, правая или неправая эта война, — там были наши сыновья. Легче всего было рассуждать об этой «неправости» тем, кто «отмазал» своих сыновей от армии. Но простая тетя Маша не смогла этого сделать, и потому ее сынок по приказу был отправлен туда. И я не имел права лишать этих молодых парней общения. Эти идущие завтра под пули ребята могли рассчитывать на встречу с Александром Розенбаумом точно так же, как и благополучные их сверстники — москвичи, ленинградцы.

Тема Афгана была в то время запретной, о нем еще никто ничего не говорил и тем более не пел. Пленки с моими «афганскими» песнями не пропускали на границе: их отбирали у солдат и офицеров, едущих на Родину в отпуск. Тогда широко проводилась антиалкогольная кампания и стакан с водкой в «Черном тюльпане» принимался как криминал. Не могли понять те чиновники, что песня — это рассказ-помины… И становится больно, когда люди в ресторанах заказывают ансамблю исполнить ее.

А потом под нее танцуют, шуршат накрахмаленной салфеткой за воротником…

Как творческий человек, как мужчина, я хотел проверить себя на войне, посмотреть людей на войне. Потому что война — это наивысшая точка проявления человеческих чувств: радостных, горестных, садистских, всех. Война — это не только стрельба, трупы и все прочее. Это — жизнь. На войне играют свадьбы, на войне женятся, на войне целуются, на войне дни рождения справляют, шутят, смеются.

Ведь Вася Теркин объявился не где-нибудь — на войне. На самой страшной. В самых страшных обстоятельствах всегда находится время и другим чувствам человеческим. Поэтому неверно говорить о войне только как о трагедии, погибели, жути. О войне нужно говорить как о жизни в наивысшем звучании. Все чувства достигают здесь предельного накала, потому что завтра для тебя все может кончиться. Приехав с войны домой, я понял это совершенно четко. В «Караване» у меня есть такие строчки:

Там все ясно — там друг есть и враг,А здесь же души людей не суметьРазглядеть сквозь туман.

Мне теперь понятны чувства солдат Второй мировой войны, вернувшихся домой. Мне понятна трагедия вьетнамских ветеранов США. Для меня абсолютно родная трагедия ветеранов афганской войны — там был пик человеческой искренности, но и дерьмо там было как на ладони. Там все видно, все обнаруживается через пару деньков, там вообще ничего не спрятать. Поэтому-то эти люди и хотят на «свою» войну. Из ста процентов («вьетнамцев», «афганцев», кого угодно!) — минимум семьдесят хотят обратно. И не потому, что хотят убивать, — ни в коем случае! Человек не расположен к убийству, если он не моральный урод, не больной психически. Они хотят правды, честности, искренности. Враг — это враг, друг — это друг. И все!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии