Бульвар

Мишель засмеялся урчащим, довольным смехом только что удовлетворенного самца, представив себе, как по телу Александры бегают задорные синие огоньки спиртового пламени.

— Не сгорела бы, — ответил он. — Люди пьют и не горят, а ты чем хуже?

— А ты пил? — с любопытством спросила Саша.

— И не раз, — подтвердил Мишель.

— Серьезно? а как? почему? ну, в смысле, как получилось, что пил? расскажешь? — загорелась каким-то даже странным нешуточным интересом Саша.

— Расскажу, почему ж нет? — пожал плечами Мишель. — Ты ведь не знаешь, где я родился? очень далеко отсюда… может быть, слышала про такое место, далеко-далеко на востоке — Сибирь?

— Там всегда зима и холодно страшно! — простодушно заявила, чуть-чуть гордясь своим невежеством, блондинка.

Мишель искренне расхохотался:

— И еще медведи бродят по улицам городов, а водку пьют из самоваров…Не так уж там и холодно, да и лето бывает жаркое, хоть и не долго…

6

«…тогда я еще жил себе и жил, даже не задумываясь, почему я такой и особо не ощущая собственных отличий от окружающих. Вот только подростком, лет с четырнадцати, когда друзья начинали задирать юбчонки подружкам, оказалось, что меня совсем не волнуют женщины. Впрочем, мужчины — тоже. Но это никого особо не интересовало, считали, что не проснулся еще во мне мужчина, мол, с годами все наладится. Я тоже думал, не углубляясь в детали. Тогда школа и тайга отнимали все мое время. Поселок был совсем небольшой, школа — в соседнем, почти за двадцать километров, многие ребята предпочитали там и жить, при школе было что-то похожее на интернат, а я каждое утро и вечер через тайгу добирался до школы и обратно. Через тайгу было ближе, всего-то верст десять-двенадцать, но и опаснее. Всякие зверушки вокруг поселка жили, не только лоси с кабаргой и лисицы с барсуками…»

Сжавшись в теплый, желанный комочек живой и близкой плоти, Александра сидела в ногах своего вожака, положив ладонь левой руки ему на бедро, и слушала завораживающий, негромкий голос. Слова его падали, как капли воды в клепсидре, но не только отмеряя время, а каждый всплеском своим в момент падения раскрывая все более простую и теперь уже окончательно ясную картину её существования.

… — Вот теперь ты представляешь, что я почувствовал, когда сегодня утром ко мне в переулке подошла ты — течная, желанная, близкая и — почему-то сказала: «Отдай то, что взял вчера…». Ведь ты же не могла, не должна была говорить такого своим…

— Ну, будто бы я сама так захотела, — вздохнув, с легкой обидой ответила Саша. — Или ты меня в тот момент за какую-нибудь агентку принял?

Она только что, раскрыв рот, прослушала странную, неправдоподобно искреннюю исповедь Мишеля. И теперь, осознавая свое место и положение, могла вести себя, наконец-то, как и подобает…

— А кто ж тебя знает, — уже весело отозвался Мишель, единым духом вывалив на девушку всю правду о себе и о ней, он будто камень с души снял.

— Ну, да, ну, да, ты такой весь из себя, что можешь теперь издеваться над бедной девушкой! — засмеялась Александра.

— А ты очень бедная? — уже откровенно дурачась, уточнил Мишель.

— Очень-очень… а ты думал…

«…Я ведь здесь родилась, ну, не в самом Городе, а в губернии, западнее, где предгорья начинаются. Там и жила, как и ты, в школу ходила, только в школе меня лесбиянкой прозвали. Просто, вот тоже, как ты, почти, не могла ни с мальчиками, ни с девочками. Нет, конечно, могла, пробовала, понятное дело, но без всякого интереса. А кликухи тогда просто давали, с мальчиками не гуляешь — значит, лесба, гуляешь — значит, шлюшка. И никаких еще придумок, разве что — по фамилии обзовут.

Городишка у нас был захудалый, даром, что столица рядом, два часа на электричке, и сам городок древний, весь из себя памятник архитектуры и истории, а живут там, как в позапрошлом веке, и не только взрослые, даже и молодежь такая же. Один клуб на весь город, да и туда никто не ходит. Вечером, после одиннадцати часов, весь городок как вымирает. Тишина и покой до самого утра, до побудки на работу. А работы особенно нет, пара старых заводиков, железка и ремонтное депо. Вообщем, наверное, сам понимаешь, почему не прижилась я там. Школу не закончила, бросила все и всех и сбежала в Город. Родителей-то у меня никогда не было, тетка была, да и то неродная, просто какая-то подруга матери пожалела еще во младенчестве… Вот я и кинулась от них, от всех, в Город, за счастьем, значит, в личной жизни. А куда ж еще-то за ним бежать?

А здесь ведь как: молоденькая, не страшилище, без денег, без родни, без образования, значит — никому не нужна, значит — на панель. Только ты не подумай, от панели-то я отвертелась без проблем, чего мне там делать, если ни смысла, ни вкуса в этом деле не чувствую?