Бульварное чтиво

Монастырь жил однообразной, тихой жизнью. Немногочисленные послушницы и сестры, как серые мыши, шуршали по узким коридорам. Денно и нощно они читали молитвы, воспитывали в себе духовное единство, живущее по евангельским законам любви, милосердия и трудолюбия. Объединившись посредством обетов целомудрия, нестяжания и послушания, эти внешне бесцветные и невыразительные женщины не вызывали интерес у представителей мужского пола, изредка посещавших игуменью по делам.

Игуменья Варвара — в миру Зоя Васильевна — отслужила утреннюю службу. Тяжело переставляя опухшие ноги, она вернулась в келью. Если бы не образа в углу и не книжные полки, заваленные религиозной литературой, то возникало ощущение, что это кабинет писателя или чиновника среднего пошиба, в который неуклюже вписалась кровать. Матушка трижды перекрестилась и стала просматривать прессу. Ей помешал тихий стук в дверь.

Игуменья нанесла на лицо грим смирения. На пороге замерла сестра Пелагея, лодочкой сложила руки и поклонилась.

— К вам гость, матушка! Подполковник Варфоломеев.

— Пригласи. И сделай чаю!

Пелагея удалилась.

— Здравствуй, матушка! — Гость поцеловал игуменье руку.

— День добрый, Николай Иванович!

Настоятельница предложила Варфоломееву присесть. Подполковник снял фуражку и опустился на стул. Его маловыразительная физиономия лоснилась от пота. Нервная, связанная с риском работа отразилась на внешности, и начальник милиции выглядел старше своих лет. Он хорошо знал, что творится в городе. Бесчисленный отряд стукачей регулярно поставлял ценную информацию. Решения принимались молниеносно. Варфоломеев оглянулся — убедился, что дверь закрыта.

— Дело есть, Зоя Васильевна! Допекает нас один мерзавец, но компромата на него нарыть не можем. Чисто работает! — говорил шепотом, словно опасаясь прослушки, подполковник.

— Ты уверял, что прошлый раз был последний! — нервничала игуменья. — Сколько можно втягивать меня в свои игры?

— Слушай, Зоя! — сменил тон Варфоломеев. — Ты забыла, сколько народа отправила на тот свет, будучи исполнителем в сызранской тюрьме? Или хочешь, чтобы я напомнил, какими путями ты стала благообразной и непогрешимой? Деньги за Громова мы перевели на лицевой счет монастыря. Все следы затерли и оформили «глухаря». Клянусь, это последнее дело. Операция «Белая стрела» подходит к финишу, уберешь человека — и замаливай грехи до конца дней! — Варфоломеев вытащил из папки пакет, бросил его на кровать. — Здесь адрес, фото и деньги. Оружие и одежду найдешь на конспиративной квартире. На все — неделя!

Отворилась дверь. Пелагея протиснулась бочком и поставила на стол поднос с чайными принадлежностями.

V

«Самара. Ночью 19 июля в подъезде многоэтажного дома на улице Ленинградской был убит криминальный авторитет Филин. Возбуждено уголовное дело».

(Из милицейских сводок)

Июльская ночь задыхалась от зноя. Гоняя потоки духоты, вентилятор улучшал самочувствие, но не настолько, чтобы спокойно спалось. Хряк то и дело вскакивал, обтирал себя влажным полотенцем. Короткие видения поражали сумбурностью. Окончательно проснувшись, мужчина еще несколько минут лежал на скомканной простыне. Хряк еле-еле преодолел сонливость и направился в ванную. Прохладные струи воды вернули бодрость. Мужчина набро-сил халат, прошел на кухню и достал из холодильника кусок говяжьей вырезки.

— Гризли, Гризли!

Похожая на поросенка псина выскочила из комнаты, подбежала к хозяину и преданно уставилась в глаза.

— Жри, людоед! — Хряк потрепал пса по холке. — Монстр! Весь в меня!

«Надо бы к матери в деревню сгонять. Проверить: как она там? Может, нужно чего?» — планы нарушила трель звонка. Хряк на цыпочках подкрался к двери и прильнул к глазку. Чрезмерная осторожность часто выручала его. На лестничной площадке стояла бабка с лукошком в руках.

— Кого надо? — не своим голосом спросил он.

— Мне бы Мотю, Глашиного сына. Гостинцы вот привезла.

Мать иногда передавала с односельчанами яйца, мясо и прочую ерунду, полагая, что ее чадо трудится на заводе и не всегда имеет возможности бегать по магазинам. Хряк впустил старуху.

— Здравствуйте! — Он включил свет, взял лукошко и пошел на кухню. — Как там мама? Проходите в комнату. Может, — чайку?

— Ничего, я тут отдышусь, да обратно! — ответила гостья.

Хряк выложил продукты и вернулся к бабке. На него в упор смотрел ствол с накрученной «тишиной».

— Ты что, старая...

Глухой хлопок откинул его голову назад. Над переносицей образовалось небольшое отверстие, из которого побежал багровый ручеек. Не сводя со старухи стекленеющий взгляд, Хряк сполз по стене и неловко повалился. Он выбросил вперед руки, будто хотел задержать свою обидчицу. Зоя Васильевна обтерла подолом пистолет и бросила его на спину Хряка. Из кухни, царапая линолеум когтями, выскочила и сжалась пружиной собака. Мощные челюсти с хрустом сомкнулись на дряблой шее старухи.

Водитель иномарки поглядел на часы. Взял рацию.

— Пятый, пятый, я седьмой. Как слышите? Прием!