Бума-Бумай-Ок

Лёха подмигнул Максу, чтобы тот закрыл его собой, бросил конфету в рот и подобрал с земли камень. Юля ужаснулась своей догадке. Сделает из камня конфету? Завернёт его в фантик? Глупая шутка. А они смеются, будто это и в самом деле смешно. У Вероники пакет с конфетами, она суёт конфеты шутникам, и те делают каменные угощения.

– Возьми мою конфету!

– Моя вкусней!

– И мою!

– Хм… не ест. Дурак, а не ест.

Дядя Игорь стоял перед ними такой сгорбленный, словно ему не в руки насовали камней, а положили на спину, и они разрослись там до огромных булыжников и давят, давят, давят, склоняя всё ниже. И лицо его стало каменным, с улыбкой, не успевшей исчезнуть, и печальными глазами, в которых застрял вопрос: за что?

– Прекратите! – закричала Юля. – Пожалуйста, прекратите!

Но никто не услышал и не мог услышать, потому что губы её были сомкнуты, и ни один звук не вырвался на волю.

Сейчас она скажет, сейчас побежит к ним, сейчас прекратит это издевательство. Сейчас, сейчас. Но ничего не происходило. Что же это? Её ноги не прибиты гвоздями к асфальту, она не привязана и не приклеена. Неужели она просто боится этих гикающих и гукающих?

Очередная каменная конфета была выбита из рук Макса резким ударом. Следом за ней – ещё камень, и ещё… и бережно убраны камни с дрожащих ладоней Дяди Игоря. Их место заняла шоколадка. Витюля! Как же он вовремя!

Лёха и Макс попытались язвить, но Витюля посмотрел на них своим взглядом, тем самым, в котором внутренняя сила. Хихиканье Вероники зависло на первом «хи» и растаяло в воздухе. Стадион постепенно освобождался.

– Какой ты молодец! – похвалила Витюлю, а точнее, Виктора-победителя, Юля.

– А ты? Почему ты молчала?

Что она могла ответить на это? Боялась, что над ней будут смеяться? Дадут каменных конфет и назовут дурочкой? Боялась, потому что нет у неё внутренней силы. Боялась, потому и не защитила, решила остаться в стороне. Но так не бывает. Если ты молчишь, значит, согласен с тем, что они делают. Значит, ты тоже с ними.

Витюля ушёл, а Юля села посреди стадиона и заплакала. Витюля прав, говорить с ней не о чем. Жалкая трусиха. И нет ей прощения.

Кто-то осторожно обнял её за плечи.

– Софийка?

– Мы уже сходили в гости. У меня бума-бумики есть, чтобы ты не грустила.

Софийка выдула на подругу целое стадо мыльных пузырей.

– Не помогут, – обречённо сказала Юля. – Хуже меня нет никого на всём белом свете.

– Никого хуже? – не поверила Софийка.

– Правда-правда. Вот и Витюля так думает.

– Ничего я не думаю, – пробурчал за её спиной Витюля.

Юля подскочила:

– Ты вернулся?

– Бумайоки друзей не бросают.

– Я больше не промолчу, не струшу теперь ни за что, – протараторила Юля.

Витюля неопределённо кивнул: мол, посмотрим.

– Пора нам составить кодекс бумайоков, – серьёзно заявил он.

– Ко-декс? – испугалась Софийка.

– Наши правила, или принципы. Знаете, как у самураев – бусидо?

Ни Софийка, ни Юля ни о каком бусидо не знали. И о самураях имели весьма отдалённое представление.

– Бусидо – это «Путь воина», – просветил девочек Витюля. – Правила поведения настоящего самурая, японского воина. А мы напишем «Путь бумайока».

– Здорово! – одобрила Софийка. – Только мы должны вместе его писать, а сейчас Лизы, Ярика и Тима нет.

Витюля согласился, поэтому к составлению кодекса приступили вечером, когда шестеро бумайоков собрались в чате.

«Бумайок умеет придумывать весёлые истории», – начал Ярик.

«Бумайоку не бывает скучно», – отозвался Тим.

«Бумайок не сидит без дела», – подключилась Лиза.

«Бумайок – настоящий друг и всегда придёт на помощь», – прилетело от Софийки.

«Бумайок не обижает слабых», – написал Витюля.

И тут же добавил:

«Никого не обижает».

Юля думала дольше всех и наконец отправила:

«Бумайок – не трус, и если кто-то ведёт себя некрасиво, бумайок не побоится сказать об этом».

Глава пятая. Скамейка

Сидеть одной на скамейке в день своего рождения – хуже не придумаешь. Накануне Юля мечтала о том, что позовёт бумайоков есть «Конопатик», они надуют кучу бума-бумов, будут прыгать, беситься, переворачивать вверх дном всю квартиру. А почему бы и нет – день рождения всё-таки. Можно устроить хотя бы малюсенький переворот и стать в доме главной.

Юлина мама заранее взяла на работе отгул, чтобы спокойно испечь торт, как она выразилась. Но никакого спокойствия не получилось. И торта тоже. Маму срочно вызвали на работу: в больницу поступил сложный пациент. Юля, конечно, понимает, что работа у мамы серьёзная, а пациенты ей словно дети родные. Это тоже мамино выражение. Они и есть дети, мама в детской городской больнице работает. Понимать-то Юля понимает, но угораздило же этому пациенту поступить именно сегодня. Плохо он с Юлей поступил, очень плохо.

Мама теперь нескоро вернётся. И папа из своего банка раньше восьми вечера не придёт. А если бы и пришёл, печь «Конопатик» он не умеет, и угощать гостей Юле совершенно нечем.

– Нет угощения, нет и дня рождения, – произнесла вслух Юля и грустно поплелась во двор. В Юлиной голове сплетались первые в её жизни стихотворные строки: