Огонь постепенно угасал, освещая комнату неярким мигающим светом. Тесно прижавшись друг к другу, укутавшись в одно одеяло, мы страстно целовались, словно влюбленные в первый раз подростки.
Часом позже я встал, чтобы поворошить угли и подложить в камин еще пару поленьев.
Мы умирали с голода, но в шкафах и холодильнике было пусто. В буфете я сумел отыскать бутылку сидра со странной надписью: «Made in Quebec»[85]
. Это был «ледяной» сидр, напиток, который делают из замерзших яблок, снятых с веток в разгар зимы. Я открыл бутылку, поглядывая в окно. Гроза продолжала бушевать, было не видно ни зги.Закутавшись в одеяло, Билли подошла ко мне с двумя керамическими чашками и тоже встала у окна.
– Я бы хотела, чтобы ты рассказал мне кое-что, – начала она, целуя меня в шею.
Билли взяла мою куртку, висевшую на спинке стула, и достала из нее мой бумажник.
– Можно?
Я кивнул. Из наполовину отпоротого потайного кармашка в отделении для банкнот Билли достала гильзу.
– Кого ты убил? – спросила она, показывая ее мне.
Мне семнадцать лет. Я готовлюсь к экзаменам в школьной библиотеке, когда туда вбегает девочка и кричит: «Их оправдали!» В читальном зале все понимают, что она говорит о деле Родни Кинга.
Годом раньше полицейские Лос-Анджелеса остановили за превышение скорости Родни Кинга, двадцатишестилетнего афроамериканца. Он был пьян и отказался подчиниться патрульным. Те попытались усмирить его с помощью электрошокеров. Парень продолжал сопротивляться, и тогда полицейские зверски избили его, не подозревая о том, что со своего балкона всю эту сцену снимал кинооператор-любитель. На следующий день он отправил кассету на телевидение. Кадры мгновенно разошлись по телеканалам всего мира, вызвав ярость, стыд и возмущение.
– Их оправдали!
Разговоры мгновенно прекращаются, раздаются ругательства. Я чувствую, как нарастают негодование и ненависть. В квартале чернокожих больше всего. Я сразу понимаю, что дело принимает скверный оборот и что мне лучше вернуться домой. Известие о приговоре суда распространяется по кварталу словно вирус. Воздух насыщен электричеством и отчаянием. Разумеется, это не первый случай полицейского произвола и не первое судебное фиаско, но на этот раз сцену видели все, и это все меняет. Вся планета видела, как четверо полицейских избивали бедного парня: более пятидесяти ударов дубинкой и десяток ударов ногой получил задержанный в наручниках. Этот непонятный оправдательный приговор становится той каплей, которая переполнила чашу. Годы президентства Рейгана и Буша нанесли чудовищный ущерб самым бедным. Люди устали терпеть безработицу и нищету, наркотики и систему образования, которая закладывает основу неравенства.
Вернувшись домой, я кладу себе в миску хлопья и включаю телевизор. В разных местах вспыхнули бунты, и я вижу первые кадры того, что станет обыденным в следующие три дня: грабежи, поджоги, стычки с полицией. Кварталы вокруг пересечения Флоренция-стрит и Нормандия-стрит в огне, там льется кровь. Какие-то типы бегут с коробками продуктов, которые они украли в лавках. Другие тащат тележки, чтобы перевезти мебель, диваны или бытовую технику. Власти впустую призывают к спокойствию, и я догадываюсь, что это не прекратится. Честно говоря, меня это устраивает…
Я собираю все сэкономленные деньги, которые прячу в радиоприемнике, беру скейтборд и отправляюсь к Маркусу Блинку.
Маркус – мелкий хулиган в нашем квартале, он не принадлежит ни к одной из банд и довольствуется тем, что торгует краденым, «травкой» и оружием. Я учился вместе с ним в начальных классах, и он неплохо ко мне относится, потому что я пару-тройку раз помогал его матери заполнить бумаги на выдачу социального пособия. В квартале все взбудоражены. Люди уже поняли, что банды воспользуются удобным случаем, чтобы свести счеты друг с другом и с полицией. За мои двести долларов Маркус находит «глок-22». В наше прогнившее время таких пистолетов в каждом городе десятки. Продажные полицейские торгуют своим табельным оружием, предварительно заявив о том, что они его потеряли. Еще за пятнадцать долларов Маркус продает мне обойму с пятнадцатью патронами. Вооружившись, я возвращаюсь домой, чувствуя тяжесть и холод пистолета в кармане.
В ту ночь я мало сплю. Думаю о Кароль. У меня только одна цель: сделать так, чтобы мучения, которые она испытывает, прекратились раз и навсегда. Вымысел может многое, но не все. Истории, которые я ей рассказываю, позволяют Кароль на несколько часов погрузиться в вымышленный мир, где она может укрыться от физических и психических страданий, которые терпит по вине своего мучителя. Но этого уже мало. Жизнь в придуманном мире – это не долгосрочное решение, как не являются им наркотики или выпивка, позволяющие забыть о своем несчастье.
Тут уж ничего не поделаешь: рано или поздно жизнь в конце концов берет верх над вымыслом.