Бумажная девушка

— Ну, какое оно, это манго?

Ее упреки задели меня за живое, но я с готовностью включился в игру, пытаясь как можно точнее ответить на вопрос:

— Хм… спелое, сочное — одним словом, то, что надо.

— Вы можете лучше.

— Ну-у-у… у него сладкая, сочная, ароматная мякоть, она прямо тает во рту…

Билли улыбнулась. Я продолжил:

— …словно напитана и позолочена солнцем.

— Не переусердствуйте, а то получится рекламный ролик!

— Вам не угодишь!

Она свернула покрывало и направилась к машине, бросив по дороге:

— Короче, вы поняли принцип, это уже хорошо. Не забывайте о нем, когда будете писать следующую книгу. Сделайте так, чтобы я жила в мире, где есть цвета и вкусы, где фрукты — это фрукты, а не подделки из папье-маше.

* * *

Сан-Диего-фривей

— Околеть можно! Закрой окно, а?

Мило и Кароль выехали час назад. Радио извергало новости политики. Чтобы не поднимать болезненные темы, оба делали вид, что увлечены обсуждением региональных проблем.

— Когда ты так вежливо просишь, невозможно отказать, — заметила Кароль, закрывая окно.

— Не устраивает моя манера говорить?

— Да, меня коробит твоя грубость.

— Извини, я простой человек и, в отличие от некоторых, не пишу романы!

Кароль ошеломленно взглянула на него:

— Это ты к чему?

Мило нахмурился, прибавил звук, словно не желая отвечать на вопрос, но передумал и ни с того ни с сего брякнул:

— У вас с Томом что-то было?

— Что?!

— Признайся, ты ведь всю жизнь влюблена в него!

Кароль ошарашенно поинтересовалась:

— Ты так думаешь?

— Конечно! Все эти годы ждешь, когда он наконец увидит в тебе женщину, а не лучшую подругу.

— Мило, пора завязывать с травой и выпивкой. Когда ты несешь такой бред, мне хочется…

— Чего тебе хочется?

Она покачала головой:

— Не знаю, например… вытащить из тебя все внутренности и наблюдать, как ты медленно подыхаешь, а потом клонировать эти жалкие остатки в десяти тысячах экземпляров и собственными руками уничтожить каждого из десяти тысяч клонов, да так, чтобы смерть была как можно более мучи…

— Ладно-ладно, — перебил он, — я понял основную мысль.

* * *

Мексика

Хотя машина ползла как улитка, цель путешествия неотвратимо приближалась. Мы уже доехали до Сан-Игнасио, а наша развалюха тарахтела как ни в чем не бывало.

Впервые за долгое время я чувствовал себя хорошо. Мне нравились пейзажи за окном, нравился запах нагретого солнцем асфальта — эдакий пьянящий аромат свободы, нравились магазины без вывесок и остовы брошенных машин, глядя на которые казалось, что мы едем по легендарному шоссе 66.[50]

Плюс ко всему на одной из редких заправок я обнаружил две аудиокассеты, каждая стоимостью девяносто девять центов: сборник рок-хитов, от Элвиса до «Роллинг Стоунз», и пиратская запись трех концертов Моцарта в исполнении Марты Аргерих. Наконец можно начать приобщать Билли к радостям «настоящей музыки».

Но днем, когда мы ехали по довольно дикому участку дороги, не отделенному от полей изгородью, нам пришлось остановиться. Огромное стадо баранов устроилось на послеобеденный сон прямо посреди шоссе. Неподалеку находились несколько ферм и ранчо, но никто и не думал прогонять животных с дороги.

Билли жала на клаксон, высовывалась в окно и махала, пытаясь согнать стадо с облюбованного места, — безрезультатно. Оставалось сидеть и ждать. Тогда она закурила, а я решил пересчитать оставшиеся деньги. Из кошелька выпала фотография Авроры, и не успел я понять, что произошло, как моя спутница схватила снимок.

— Отдайте!

— Подождите, дайте посмотреть! Это вы снимали?

В этой простой черно-белой фотографии было что-то невинное и трогательное. Аврора сидела на пляже в Малибу в трусах и мужской рубашке, в ее глазах горел огонь, который я тогда принимал за любовь.

— Скажите честно, что вы нашли в этой пианистке?

— В смысле?

— Ну да, она красивая. И то если вам нравится этот типаж: «идеальная женщина с телом модели, перед которой никто не может устоять». Чем еще она вас привлекла?

— Прекратите, умоляю. Не вам, влюбленной в похотливого мерзавца, давать советы.

— Может, вас возбуждает ее образованность?

— Да, Аврора очень умна. Вас это, конечно, раздражает. Но я рос в дерьмовом районе, где ни секунды нельзя было побыть в тишине: беспрестанные крики, ругань, угрозы, выстрелы. И ни одной книги дома, только программа передач. Я даже не знал, кто такие Шопен и Бетховен, поэтому так обрадовался, встретив парижанку, которая говорит о Шопенгауэре и Моцарте, а не о сексе, наркоте, рэпе, татуировках и накладных ногтях!

Билли покачала головой:

— Звучит убедительно, но клюнули-то вы на ее красоту. Будь в ней на пятьдесят килограммов больше, она бы не произвела на вас такого впечатления, даже со всеми своими Моцартами и Шопенами…

— Может, хватит, а? Езжайте уже!

— Как? Думаете, наша колымага переживет столкновение с бараном?

Билли затянулась и снова пристала:

— Скажите, а милая болтовня о Шопенгауэре — это было до того, как вы потрахались, или после?

Я ошеломленно посмотрел на нее.

— Скажи я такое, вы бы тут же влепили мне пощечину…

— Да ладно, шучу. Мне нравится, как вы краснеете, когда смущаетесь.

«Неужели я создал эту девушку?»

* * *