— Может, дело в том, что я не отправляю факс, как только мне кто-то встречается?
— Ну конечно! Знаешь, что я думаю? Ты воображаешь себя женой писателя, которую упоминают на обороте книги. Что-то вроде: «Том Бойд живет в Бостоне, штат Массачусетс, со своей женой Кароль, двумя детьми и лабрадором». Ты на это надеешься, признайся?
— У тебя не все дома. Пора завязывать с травкой.
— А из тебя такая же обманщица, как из меня лифчик.
— Бедный Мило, все мысли о сексе! У тебя явно проблемы.
— Это у тебя проблемы! Почему ты не носишь юбки и платья? Почему никогда не ходишь на пляж? Почему отдергиваешь руку, стоит случайно к ней прикоснуться? Может, ты женщин предпочитаешь?
Не успел Мило договорить, как Кароль влепила ему пощечину, по силе равную удару кулаком. Он едва успел схватить ее руку, чтобы избежать второй оплеухи.
— Пусти!
— Не отпущу, пока не успокоишься!
Кароль вырывалась изо всех сил, в результате ей удалось лишить Мило равновесия. Потянув его за собой, она упала навзничь на песок. Тяжело рухнув, он попытался высвободиться, но почувствовал у виска дуло пистолета.
— Отвали! — приказала Кароль, взводя курок.
Ей чудом удалось выхватить из сумки пушку. Она могла забыть сменную одежду, но не табельное оружие.
— Хорошо, — бесцветным голосом ответил Мило.
Не понимая, что происходит, он медленно поднялся и грустно посмотрел на Кароль: она убегала, обеими руками вцепившись в пистолет.
Она давно исчезла из виду, а Мило все стоял в небольшой лагуне с белым песком и бирюзовой водой.
В тот день Мак-Артур-Парк дотянул свои щупальца до мексиканского полуострова.
24
Ля кукарача
Любовь как ртуть: можно удержать ее в открытой ладони, но не в сжатой руке.
Роскошный ресторан возвышался на краю обрыва, из окон открывался вид на бассейн и море Кортеса. Даже в темное время суток эта панорама завораживала — конечно, деталей было не разглядеть, зато вокруг царила таинственная, романтичная атмосфера. На увитых виноградом перегородках висели медные фонари, а лампы из цветного стекла освещали столики теплым светом, располагающим к откровенной беседе.
Билли в платье, расшитом серебряными пайетками, первая подошла ко входу. Девушка-администратор радушно встретила нас и проводила к столику, за которым уже ждал Мило. Он изрядно выпил и никоим образом не мог объяснить, где сейчас Кароль.
Неподалеку от нас, в самом центре террасы, сидели Аврора и Рафаэль Баррос. Они выставляли напоказ свою недавнюю любовь, словно шедевр ювелирного искусства.
Ужин проходил в мрачной обстановке. Даже Билли, обычно такая веселая, потеряла энтузиазм, заметно побледнела и выглядела усталой и разбитой. Я не видел ее весь день, а вечером, войдя в спальню, обнаружил лежащей в кровати — оказывается, она проспала всю вторую половину дня.
«Тяжелое путешествие выдалось», — бросила девушка.
Мне стоило немалых сил вытащить ее из-под одеяла.
— Что случилось с Кароль? — спросила она Мило.
Его глаза покраснели, казалось, он вот-вот уронит голову на стол и захрапит. Когда наконец Мило попытался объяснить, что произошло, тишину прорезал громкий тенор:
Возле нашего стола неожиданно возникла группа мариачи и завела свою серенаду. Оркестр выглядел впечатляюще: две скрипки, две трубы, гитара, гитаррон и виуэла.
Костюмы поражали своей вычурностью: черные штаны с расшитыми лампасами, короткие пиджаки с отложным воротником и серебряными пуговицами, элегантно завязанные галстуки, пояса с пряжками в виде орла и блестящие ботинки. Ну и, конечно, сомбреро размером с летающую тарелку.
На смену жалобному голосу солиста пришел оглушительный хор, который тщетно силился выразить бурную искреннюю радость.
— Какой китч!
— Вы шутите! Они такие классные! — воскликнула Билли.
Я с недоумением посмотрел на нее. Очевидно, мы по-разному понимали слово «классный».
— Господа, берите с них пример! Вот это называется мужественность, — заявила она, поворачиваясь к нам с Мило.
Гордый похвалой солист пригладил усы и затянул новую мелодию, приплясывая в такт:
Концерт продолжался довольно долго. Переходя от стола к столу, мариачи исполняли народные песни, в которых говорилось о любви, смелости, женской красоте и пустынных пейзажах. Меня этот жалкий спектакль утомлял, Билли же считала музыкантов воплощением гордой души народа.