Читаем Бумажное радио. Прибежище подкастов: буквы и звуки под одной обложкой полностью

Между тем реальность, при ближайшем рассмотрении, оказывается совершенно иной. Потому что европейская цивилизация построена на иных принципах, нежели денежных, ценовых. В основе ее лежат два главных принципа. Первый – равенство всех перед законом. А второй – рациональный подход (от того самого латинского слова ratio) ко всему на свете. И в результате тысячелетнего применения этих принципов произошло то, что произошло. Оказалось, что принципы равенства и рационализма приносят свои материальные результаты. Эти результаты можно увидеть своими глазами: можно увидеть Альпы, покрытые сетью скоростных подъемников, расположенных так, что лыжник может передвигаться из долины в долину не снимая лыж. Это куда быстрее и удобнее, чем на автомобиле или специальном лыжном автобусе – бесплатном, кстати.

Вот умножение этих двух принципов и привело к тому, что сегодня Европа устроена гораздо более уютно и вкусно, чем Россия. И она устроена более дешево, особенно если сравнивать не абсолютные цены, а относительные, то есть сколько процентов от своего дохода человек готов потратить на неделю катания в горах, или на вечер в ресторане, или на арендованную квартиру.

Я думаю, что тот кризис, который сегодня в России происходит и который русские вольно или невольно сопоставляют с мировым, будет иметь другую протяженность, характер и последствия, чем в Европе. Там рационалистический подход к делу будет использовать кризис как повод исправить те ошибки, которые мешали жизни экономического организма. А вот в России может шандарахнуть куда сильнее, а ошибок будет исправлено меньше.

А все потому, что русские считают, что достаточно заработать много денег, а вот без равенства и рационального подхода вполне можно обойтись.


20 января 2009

А есть ли рынок?

О мастер-классе знакомого инвестбанкира на тему кризиса и крепостного права

http://www.podst.ru/posts/2293/


У меня есть приятель. Он инвестбанкир.

Поэтому, когда мы встречаемся, и я спрашиваю: «Как дела?», он выдает нередко любопытный ответ. Вот и сейчас к довольно банальной фразе: «В России сегодня рынка нет», он добавляет неожиданное: «Да, собственно, никогда и не было».

Мой приятель любит меня учить основам своего мастерства.

– Понимаешь, – говорит этот парень, заработавший свой первый миллион долларов в 25 лет, – смысл игры на фондовом рынке не в том, чтобы предугадать колебания курса. А в том, чтобы вложиться в хороший бизнес, который в данный момент недооценен. То есть не в том, чтобы выиграть, а в том, чтобы заработать.

– Что значит «хороший бизнес, который недооценен»? – спрашиваю я.

– Хороший бизнес, – продолжает он, – тот, который производит востребованный продукт. И это бизнес, который технологически отлажен. Как говаривал Уоррен Баффет, следует покупать акции тех компаний, которыми сможет управлять даже идиот, потому что рано или поздно этот идиот начнет управлять. А Баффет, между прочим, заработал сорок миллиардов! Для этого компании и размещают информацию о себе перед IPO, то есть перед публичным выпуском акций, – чтобы инвестор мог ее оценить…

– Ну? – говорю я, еще не понимая, куда мой приятель клонит. – У нас то же самое! Но если бы я вложился в публичные акции Сбербанка, то потерял бы 90 процентов…

– Если бы Сбербанк существовал в Европе или США, – отвечает приятель, – то с ним все было бы ясно. Потому что это низкотехнологичный банк, ориентированный на беднейший слой. Зайди в любое отделение: там очереди на полдня! А чтобы получить выписку по счету, ты должен ехать в то отделение, где счет открывал! Каменный век! То есть, по европейским понятиям, это отсталый банк. Но мы с тобой не в Европе, а в России, где все зависит вовсе не от качества бизнеса! Если бы в России я в 2003-м вложился в самую лучшую, технологически безупречную компанию, производящую сверхнужный обществу продукт, я бы все равно проиграл!

– Это еще почему? – спрашиваю я.

– Потому что самая лучшая в 2003 году российская компания называлась «ЮКОС»…

Я вздыхаю и говорю про политические риски. Приятель тоже вздыхает в ответ.

– Опять не понимаешь, – говорит он. – Дело не в политике, потому что политика – это выражение экономики. А у нас нет рынка. И не было никогда. Наша политика означает, что экономика в России устроена так: своим можно все, а чужим ничего. Царь, опричнина, крепостное право. Попробуй отыщи рынок при Екатерине Великой! Там фавориты вместо рынка были. А делать ставки на фаворитов – это казино, а не рынок.

– Ну, так и что? – ошарашенно тяну я, потому что возразить мне нечего.

– Ну и ничего, – мрачнеет приятель. – Либо менять профессию, либо наниматься на работу к фавориту, либо уезжать туда, где рынок есть. Это и называется кризис. Вот ты, умник, догадайся, что я из трех вариантов выберу?

Я в ответ долго молчу.


27 января 2009

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное