Бумажные маки: Повесть о детстве

«Не помню, в которой церкви, к священнику подошла старушка, стала умолять:

— Пойди к мужчине одному, причасти, исповедуй, он скоро умрет...

Священник сказал:

— Мне сейчас некогда. Ты дай мне адрес, я освобожусь и приду.

Она дала ему адрес, на бумажке записала. Он закончил требы и поехал. Звонит в дверь. Ему открывает молодой мужчина, здоровый, краснощекий. Священник показывает записку:

— Здесь живет такой-то?

— Здесь...

Священник вошел в квартиру и говорит:

— Это вы больной? Это вас надо причащать?

— Что вы, я здоровый. И неверующий...

— Женщина приходила и вызвала меня. Вот записка с адресом.

— Женщина? Но я живу совсем один.

Священник заметил на стене фотографию и узнал давешнюю старушку:

— Да вот же она! Это она приходила, адрес писала.

— Не может быть! Она умерла 18 лет тому назад, я был еще мальчишкой. Это бабушка моя...

— Неужели и почерк ее?

Мужчина покопался в ящике, вытащил измятое письмо. Сличили. Один почерк! Священник удивился, подробно описал старушку. Мужчина очень смутился, расстроился. Говорит:

— Ладно, раз все так странно... И вас потревожили... Исповедуйте меня и причастите, а то я чего-то вроде испугался...

Ну, священник его исповедал, причастил и уехал. А на другой день рано-рано утром, когда тот мужчина вышел из дома, он попал под машину и умер. И привезли его родственники отпевать в ту церковь, к тому священнику, к которому умершая старушка приходила.

Видно, бабушка его была молитвенница...»

«А плакать по покойникам нельзя, им вредно! У нас умерла сестренка, Душка, мы плакали-плакали, все ее вспоминали... Однажды сидим на крыльце, поглядели на коврик, который Душка соткала, и ну плакать. И вдруг слышим ее голос:

— Перестаньте плакать! Затопили меня! — и замечаем две ее руки на заборе, а самой не видать, будто спряталась за забор».

«Моя сноха увидела во сне: муж ее утонувший говорит:

Не знаю, оставлять тебе сыночка или к себе забрать...

Она весь день ходила, как дурная, ждала, что случится. Ребенка на руках таскала, никуда от себя не отпускала. И вот через некоторое время у мальчика на ноге появилось черное пятнышко, а потом начался антонов огонь, и через три дня он умер».

«У нашей Нины умер отец, она его очень сильно оплакивала. Он ей приснился: лежит одетый, в чем хоронили, в ванной, полной чистой-чистой воды, светлой-светлой... Старушки объяснили сон: его в слезах утопили, нельзя столько плакать о нем, лучше помянуть его душу».

«У моей снохи так и было! Она долго оплакивала сыночка, все Господа просила:

— Господи, дай мне хоть во сне увидать моего сыночка!

Ее молитва дошла до Господа.

Во сне идет она длинным коридором, своды высокие, как в русской печи — полукругом. И вот подымается перед нею заслонка. Большая комната. И много-много детей. Играют, бегают между кроваток.

— Нет здесь моего сына, — сказала мать, поглядев на детей, и пошла дальше.

И опять поднялась заслонка, снова — комната больше прежней, полная детей, и тут не было ее сына.

Только в третьей комнате за заслонкой нашелся ее сыночек. Был он — в чем хоронили. Повел мать, показал свою кроватку:

— Вот здесь, мама, я теперь живу.

Она смотрит, а он достает из-под подушки и грызет сахар.

— Кто же, детка, приносит тебе сахар здесь?

— А это, мама, когда ты меня там поминаешь, мне всегда что-нибудь приносят.

Кроватка оказалась у него хорошая, да сырая.

— Почему у тебя сырая кроватка, сынок?

— А это потому, что ты обо мне слишком много плачешь, мама...»

Зачем я все это записывала? Мне казалось, что я должна все собирать: прозрения и догадки философов, свидетельства и рассказы людей. И когда много таких записей соберется, я смогу что-то понять, потому что сложится некая картина и для меня что-то определится. Мне хотелось понять, что происходило с моими родителями, что значит их гибель и как я смогу облегчить их посмертную участь, если она у них есть...

Многовековой народный опыт говорит, что за умерших надо молиться, надо отпевать в церкви тех, кто был крещен. Моя мама была крещеная...

А я? Крещеная ли я? Как мне это узнать?

Я решила: «Раз мне ничего не известно, я пойду и крещусь сама».

А зачем вообще это надо — креститься, я не знала. Даже много позже, когда я поняла, что я — верующая, я еще думала так: «Если я, наконец, узнала достоверно для себя, что Бог есть, что Он меня любит, если почувствовала, что я Его люблю, то зачем креститься? Я же с Ним разговариваю в молитвах, а Он мне отвечает, Он знает, что я к Нему привязываюсь все больше и больше и только о Нем и думаю... Я, как тот человек из евангельской притчи, который нашел жемчужину, радуюсь, потому что обрела настоящее сокровище моей жизни! И ведь Он, конечно, знает, что я за каждый знак Его внимания благодарна Ему всем сердцем...»

Но люди крестятся две тысячи лет, а главное — Христос Сам попросил Иоанна Его крестить!

Сам!

Попросил!

Решено: «я сделаю так, а потом узнаю когда-нибудь, для чего это нужно! И еще: ведь если наши власти так преследуют тех, кто крестится, венчается, ходит в церковь, значит — боятся этого. Значит, в этом — истинное...»