Бумажные призраки

Если ехать со скоростью сорок пять миль в час – с помятым задним крылом и дружелюбно помигивающими задними фарами, – если шарахаться от всех фур, проносящихся мимо со скоростью ветра, думаю, все у нас будет хорошо. Карл пока не сказал, куда ехать, так что я просто качу вперед, стараясь не выезжать на встречку.

Любые пораженческие мысли я обычно отгоняю «Московскими правилами» Джона Ле Карре, которые твержу про себя, словно мантру. Тренер орал их мне в ухо всякий раз, когда я валялась полумертвой крысой у его ног.

Слушай интуицию.

Никогда ничего не предполагай.

Любой человек может находиться под контролем врага.

Не оглядывайся назад; рядом всегда кто-то есть.

– Уолту захотелось капустки и фасоли, – заявляет Карл.

Излишняя самонадеянность противника – твое преимущество.

– Хорошо. Куда поедем? Я не очень-то ориентируюсь в этих краях.

– Нам нравится «Пикетт-Хаус» у следующего съезда на Вудвилл. Мы там иногда ужинали с тетей и дядей. Картофельное пюре, жареная курица, печенье. Простая, настоящая еда.

Меняй образ действий, маскируйся. Плыви по течению, будь неприметен, сливайся с толпой.

Только вот я уже плохо понимаю, под кого маскируюсь. Я вся грязная, от меня разит потом. И остальные «Московские правила» я забыла.

Начинаю составлять в голове очередной список.

И замираю на первом же пункте.

За семь лет до исчезновения сестры Карл оказался рядом с моим домом и сфотографировал Рейчел. В видоискателе он должен был заметить и пятилетнюю меня.

67

Карл меня спас.

Пока что на сегодняшний день это его самая блестящая уловка.

Всю дорогу до «Пикетт-Хаус» я пытаюсь разгадать эту загадку и прогнать чувство благодарности.

Сую руку в гавайский мешок и достаю оттуда фотографию сестры на крыше. Выкладываю ее на полиэтиленовую скатерть рядом с холодным сладким чаем из чистого янтаря, который напоминает мне о любимом напитке мамы.

Двигаю снимок ближе к Карлу. Тот как раз запихивает в рот полную ложку фасоли. На его тарелке – гора из жареной курицы, зелени и подливки. В его аппетите есть что-то неприличное и нездоровое. Кажется, он вечно голоден и никогда не наестся досыта.

Мы сидим за одним длинным столом с угрюмым техасским фермером преклонных лет (судя по виду, он режет свиней ради удовольствия). Пока он не проявляет к нам ни малейшего интереса.

Знай этот фермер все то, что я знаю о Карле (и на протяжении девяти дней безуспешно пытаюсь из него выудить), он бы, наверное, сбегал к пикапу за дробовиком и положил конец моим заботам.

– Я нашла ее в ящике шкафа.

– Девчонка явно собралась полетать, – отвечает Карл.

– Фотографию сделал ты?

– Да, причем случайно. Даже хотел включить ее в книгу, но потом передумал.

– Тебе известно имя этой девочки?

– Нет.

– Ну-ну, – ехидно отвечаю я. – Девочку зовут Рейчел. Это моя сестра.

– Вот так совпадение! И поэтому ты думаешь, что я ее убил?

– Карл, ты же сам привел меня в хижину, чтобы я увидела эту фотографию! Ты прекрасно знаешь, чей это дом!

– Конечно, знаю. Моей двоюродной сестры.

Меня окатывает ледяной волной.

– Как звали твою сестру? – Мысль о том, что мы можем быть родственниками, невыносима. Что кровь Карла течет в моих жилах. И текла в жилах Рейчел.

– Мы ее звали Эди. Она была намного старше, и мы не особо-то дружили.

До меня доходит.

– Эди? Эдна Зито?!

Моя Эдна? Эдна из дома престарелых?! Бывшая хозяйка дома?

– Эди, Эдна. Еще мы звали ее Эд, когда хотели позлить. Какая разница? Когда я решил ее навестить, оказалось, она давно съехала. Маленькая девочка, гулявшая во дворе дома, сказала, что тетя, которая готовила лазанью, здесь больше не живет. А потом вторая девочка – та, что была на крыше – прыгнула. Такой шум поднялся!

Той девочкой во дворе была я. Плохо помню тот день – соседи, «Скорая», мама сидела на земле рядом с сестрой и то ласкала ее, то ругала. Выходит, Карл тоже все видел.

– И зачем же ты решил навестить Эдну? – как можно спокойнее спрашиваю я.

Он бросает на меня злобный взгляд.

– А, черт с тобой! В память о твоей сестре так и быть, расскажу, брошу тебе косточку. Эди меня шантажировала. После смерти дяди я выдал фотографию двух Мэри за свою. Она попала в известный журнал. Мне вручили за нее премию. А у Эди был оригинальный отпечаток. Она несколько месяцев меня терроризировала, обещала разоблачить. В те годы такая история даром бы для меня не прошла. У фотографов был строгий кодекс. Я не говорю, что горжусь собой. Но и без этого снимка я был хорошим фотографом.

Я медленно перевариваю услышанное. Неромантичная, гадкая история с ноткой правды.

– Однако ты позволил включить «Двух Мэри» в книгу. – Я не скрываю презрения. – В книгу, которую напечатали.