Бумажные цветы (СИ)

— Попрощаться, значит, приехал. — с легкой грустью, произнес доктор. Теперь мы оба неотрывно смотрели на бумажного зверька.

— Почему у нее нет глаз? — спросил я. Степанов поднял на меня пристальный взгляд. Его глаза, как скан, он видит все, даже то, чего я сам не понимаю в себе.

— я отвечу, ник. Если ты ответишь мне. Зачем ты пришел ко мне? Только попрощаться?

— Нет. — я мотнул головой, опустив глаза в дымящуюся кружку. — Кто такая Маргарита?

Игорь Владимирович не удивился моему вопросу. Наоборот, лицо его расслабилось, даже помолодело. Как будто рад…

— Почему ты спрашиваешь?

Вот ведь! Знает же, почему! Или у врачей методика такая? Вопросом на вопрос, чтобы продлить агонию… или дать возможность пациенту понять самому?

— Мне сказали, что я повторяю это имя во сне. Мама и Юля заверяют, что не знают девушки с таким именем. Но мне кажется, что они утаивают правду. Вы не станете мне лгать. Кто она, Игорь Владимирович?

— Я должен разочаровать тебя, сынок. — вздохнул Степанов, дотронувшись до собачки пальцами, и чуть сдвинув ее по направлению ко мне. Подсказка? Я не понимаю… — Я не знаком с женщиной или девушкой по имени Маргарита.

— Как же так? — в отчаянье воскликнул я. — Не мог же я ее придумать?

— Почему нет? — Степанов пожал плечами, взгляд его стал задумчивым и туманным. — Ты спросил, отчего у собачки нет глаз. Но не спросил, кто ее сделал.

— Кто же? — почти со злостью бросил я. Доктор своими тайными манипуляциями пытался меня подвести к определенному выводу, но я никак не мог уловить логики или взаимосвязи в его вопросах и ответах.

— Одна моя пациентка. Тяжелый диагноз и никаких обнадеживающих прогнозов. Раздвоение личности. Слыхал о таком?

— Ну, да…

— Только я нее их три. И одна из личностей очень опасна. У девушки золотые руки, ее работы украшают не только мой стол. А палата — просто цветущий оазис, правда, бумажный, но это не умоляет таланта больной. Сейчас я нарушил должностную инструкцию, сообщив тебе о диагнозе одной из своих пациенток.

— Наверно, это важно… — предположил я, окончательно запутавшись.

— Да, ты прав, Ник. Важно. Ей запрещено передавать карандаши, ручки, фломастеры, любые предметы, которыми она сможет причинить вред своему здоровью. У нее не подавляемая склонность к суициду.

— Ужас какой. А я-то тут причем? — и тут меня озарило. — Постойте-ка, так это она подбросила мне цветы под дверь палаты?

— Нет. Пациентка агрессивна и представляет опасность, как для себя, так и для окружающих, и содержится под замком.

— Тогда кто передал цветы? — выдохнул я.

— Большего я не могу сказать, Никита. Не имею права. Но я могу позвонить тому, кто сможет ответить на все твои вопросы и договориться о вашей встрече. Если ты этого хочешь.

— я завтра уезжаю… — беспомощно пробормотал я.

— Тебе решать, Ник. — пожал плечами Степанов.

— А вы как думаете? Я должен знать… Господи, я даже не понимаю о чем речь! Этот человек расскажет мне о Маргарите? Она как-то связана с вашей пациенткой?

— Ты сможешь получить ответы, но не от меня.

— Хорошо. Звоните вашему человеку. Я поеду, куда он скажет.

— Она. Это женщина. Ее зовут Диана. Диана Казанцева.

Через два часа я приехал в Ярославль по указанному адресу и стоял под дверями квартиры неизвестной Дианы Казанцевой и чувствовал себя последним идиотом. Я не понимал, ни что делаю в этом городе, ни о чем буду говорить с женщиной, которая так быстро согласилась со мной встретиться.

Она открыла дверь, и я узнал ее. Невысокая миловидная худенькая блондинка. Я столкнулся с ней в коридоре больницы несколько месяцев назад и запомнил, потому что она угадала мое имя, или откуда-то знала его и меня.

— Здравствуйте, Никита. Я ждала вас. Проходите. — грустно, робко и обреченно улыбнувшись мне, произнесла Диана. Я вошел в маленькую прихожую, а она закрыла за мной дверь. Мою грудь сдавило тягостное предчувствие. Ничего хорошего Диана Казанцева мне не поведает.

Мы прошли на кухню и сели напротив друг друга. А потом она начала говорить…

Сначала я ничего не понимал. Не видел никакой связи между сестрой Дианы, и моими проблемами. Кое-что и вовсе упустил из внимания. А некоторые моменты показались знакомыми, словно кадры из забытого фильма. Диана начинала фразу, а я как будто догадывался, чем она закончиться. Ее голос постоянно прерывался из-за волнения, смысл фраз путался, и она перескакивала с одного эпизода на другой. Девушку сотрясала нервная дрожь, в глазах отражалось отчаянье. Она жаждала выговориться, облегчить душу. Еще бы! Поведанная мне история семьи Дианы Казанцевой повергла меня в тихий ужас. Но я еще не понимал, причем здесь я.