Бумажный дворец

Слышится шум приближающегося мотора.

– Отлично, – произносит мама. – Они вернулись. Можно начинать жарить рыбу. – Она наливает в чугунную сковородку немного оливкового масла, бросает раздавленные дольки чеснока. – Ну, говори.

Хлопает дверь машины.

– Кажется, у меня температура.

Она трогает мне лоб тыльной стороной ладони.

– Ты действительно немножко горячая. – Идет к раковине и наливает стакан воды. – Выпей. Принесу тебе аспирин, как только положу рыбу на сковородку.

Я иду по тропе к своему домику и останавливаюсь возле него, боясь зайти внутрь, боясь того, что я там увижу.

Но, на удивление, внутри ничего не изменилось. Никаких следов насилия, запаха страха. Мой желтый пол все так же жизнерадостно ярок. Мама оставила на матрасе стопку свежего хлопкового постельного белья с наволочками в цветочек. Ничего не изменилось, кроме меня.

* * *

Четыре дня я, дрожа и рыдая, не покидаю своего домика, благодаря чему мне удается избегать встречи с Конрадом. По ночам я запираю дверь и подпираю ее стулом. Мама думает, что я подхватила желудочную инфекцию. Я запихиваю палец в горло, чтобы вытошнить в мусор еду, которую она мне приносит. По нескольку раз спускаю воду в туалете, притворяясь, что у меня понос. Мама никого ко мне не пускает. «Последнее, что нам нужно, это чтобы ты заразила остальных». Приносит мне куриный бульон с рисом и холодный компресс. Маму нельзя назвать сердобольной, но она всегда отлично ухаживала за больными. Каждый день приходит Джонас, но она говорит ему идти обратно.

В понедельник утром – первый день моих занятий по хождению под парусом – я чудом выздоравливаю. Мама полна сомнений, но я заверяю ее, что позвоню домой, если мне станет нехорошо. Морской воздух поможет мне оправиться, говорю я ей. Она отвозит меня в яхт-клуб на той стороне мыса, что обращена к заливу и высаживает у причала.

– Лео заедет за тобой в пять.

– Я думала, ты меня заберешь.

– Лео все равно нужно ехать в город. Он повезет Конрада купить новые плавки. Выяснилось, что те, которые Конрад взял с собой, больше на него не натягиваются.

– Зачем ему вообще плавки? Он почти не заходит в воду. Я не хочу, чтобы меня начало тошнить в машине с Лео.

Мама вздыхает.

– Ладно. В пять часов.

Я смотрю ей вслед, потом поворачиваюсь к яхтам. Мое тело кажется чужим, слабым, прозрачным. Но я счастлива находиться вдали от дачи, вдали от Конрада.

На причале в ожидании инструктора стоит группа ребят. В стороне от них, свесив ноги в воду, лицом к заливу сидит Джонас и зарисовывает что-то, привлекшее его взгляд.

– Привет, – говорит он, как будто мы только вчера виделись.

– И тебе привет. Что ты тут делаешь?

– Учусь ходить под парусом.

Я останавливаюсь в нескольких шагах от него, боясь, что он почует идущий от меня запах стыда, но он вскакивает и, улыбаясь от уха до уха, подходит, чтобы заключить меня в медвежьи объятия. Я поражена тем, как сильно он изменился – по-прежнему загорелый и всклокоченный, без рубашки, но сейчас он кажется гораздо старше четырнадцати. Ростом не менее 180 сантиметров, он стал настоящим красавцем. Когда мы обнимаемся, я на мгновение чувствую непривычную робость. Жалею, что не помыла голову.

– Ты так изменился, – замечаю я, стряхивая это чувство. – Но те же дурацкие шорты.

Джонас смеется.

– Стал в десять раз больше, но да, ты же знаешь, я раб привычки. А как ты поживаешь?

От неискренности меня спасает появление инструктора, который кричит нам хватать спасательный жилет и лезть на борт, по трое в лодку. В море стоят на якоре пять маленьких парусников. Они похожи на леденцы с их полосатыми парусами всех цветов радуги: зеленого, красного, оранжевого, лимонного, бирюзового и лавандового.

– Надеюсь, ты не против моего присутствия, – начинает Джонас, когда мы залезаем в лодку. – Твоя мама сказала, что ты записалась. Я получил все твои открытки. Спасибо.

– Шутишь? Конечно, я счастлива тебя видеть.

И это правда.

– Ты тоже изменилась, – замечает Джонас.

– У меня был желудочный грипп.

Я теперь неприкасаемая.

Он разглядывает меня.

– Нет, – говорит он. – Не думаю, что дело в поносе.

– Фу-у.

– Вот-вот.

– Наверное, я потолстела.

– Ни капельки. Ты очаровательнее, чем когда-либо.

– А ты чудаковатее, чем когда-либо, – смеюсь я. Но я рада, что он так думает.

В нашу лодку забирается девочка постарше и расталкивает нас.

– Меня зовут Карина, – представляется она. – Я ходила сюда в прошлом году.

После чего завладевает грот-шкотом. Отпихивает нас в сторону.

Мы выходим в бурные воды залива. Идущая впереди лодка опрокидывается. Кто-то встает на шверт и выпрямляет ее. Мокрый парус хлопает о мачту. Ребята вылезают из воды, все вымокшие, но счастливые, и выжимают футболки. Тянут гик, хватаются за канат. Инструктор носится вокруг стайки наших лодок в маленькой белой моторке.

– Поворот оверштаг! Руль под ветром! Смотрите, чтобы не ударило гиком! Тяните шкот!

– Это он по-китайски или по-древнегречески? – спрашивает Джонас. – Ни слова не понимаю.