Бумажный пейзаж

Генерал считал себя физиономистом и потому долго вглядывался в фото личность преступника. Щеки — запавшие. Глаза — плоские. Общее выражение неутоляемой жажды. Нехорошую диссидентскую личность имел паренек.

Впрочем, даже и в органах встречаются такие похожие персонажи, тот же Женька Гжатский, с такой вот похожей тягой в глазах, только у этого не поймешь — то ли пить хочет, то ли, наоборот, в туалет.

А внешность бывает и обманчива, это закон природы. Вот позавчера, вот именно во вторник, беседовал Опекун с клеветником Протуберанцем. Ну что за внешность у этого оп-оп-оппо-нента, можно сказать, полное отсутствие внешности, типичный Яков Израилевич. Вот тут вроде бы и применить хорошо отработанный психологический шок. Казалось бы, успех гарантирован, одна только есть опасность — как бы под себя не сходил.

Садись, садись, Яков Израилевич, очень любопытно будет познакомиться с таким героем Би-би-си и радио «Свобода». Хочу вам одну историю рассказать из военного прошлого, извините, просто вспомнилось по ассо… по ассоциации.

Пришлось мне быть командиром партизанского злучения, то есть соединения, и вот приводят однажды мои хлоп-цы с собой предателя родины. Что ж, закон — тайга, к стенке молодчика! Вот так, Яков Израилевич, и запомнилось: белая стена украинской хаты, падает предатель родины, а на стене — пятна, пятна, пятна…

И вот что любопытно: фамилия того предателя родины была — Протуберанц!

Засим по требованиям психологического шока нужно парализовать собеседника соответствующим взглядом, и обычно результаты не заставляли себя ждать.

И что же в данном случае? Сидит Я. И. Протуберанц, улыбается, протирает галстучком очки. А я, говорит, во время войны служил в самоходной артиллерии и однажды тоже был свидетелем безобразного самосуда. Мы стояли в лесу четыре дня без бензина и без пищи, солдаты бесились, и вот однажды набрел на нашу стоянку, как вы выражаетесь, предатель родины. Простите, не хочется вспоминать детали, за исключением одной — фамилия этого местного полицейского по странному совпадению была Опекун… мда-с… увы…

Вот вам и внешность! Оторопь взяла генерала, если уж-строго между нами. Он пробормотал что-то невразумительное в том смысле, что фамилия распространенная, и отпустил проклятого профессора с его невыразительной внешностью. Опыт истории показывает, что с философами всегда была морока.

— Ну а что вообще-то с этим Велосипедовым? — спросил Опекун у Гжатского. — Что вообще-то?

— Да ничего особенного, Григорий Михайлович, — с досадой пожал плечами капитан. — ну, отказ от сотрудничества… ну, письма дурацкие в главный адрес… Не ожидал, что поднимется такая волна, товарищ генерал. Комитет какой-то возник, письма в защиту, в Нью-Йорке евреи зашевелились… у меня лично нет сомнений, что всем заправляет Протуберанц.

— Это мужик серьезный, — кивнул генерал и потребовал извсей горы основных и сопутствующих справок, характеристик, докладных записок и доносов извлечь главный оперативный журнал.

Как же все-таки получилось, что А. П. Феляев, известный всей Москве по кличке «Булыжник — оружие пролетариата», принципиальный душитель всего, не относящегося к делу (предоставляем читателю возможность широко толковать это понятие), вдруг позвонил генералу Опекуну по вопросу такого небольшого человека, причем позвонил даже с намеком на некую гуманитарную нотку, во всяком случае, без обычной своей свирепости к классовому врагу? Кто подвигнул его на это? Ведь не могла же самому идеологу прийти в башку такая идея?

Конечно же, конечно, кем-то была она подсказана, конечно же, не обошлось здесь без друзей несчастного Велосипедова, и первым среди них оказался, как ни странно, молодой балбес Ванюша Шишленко.

Узнав, что бывший товарищ, постоянный в общем-то козлик отпущения для интеллектуальных хохм, после удивительных радиоподвигов стал еще участником нападения на партийную старуху, Ванюша преисполнился вдохновения и отваги и для начала основал «Союз борьбы за освобождение Игоря Велосипедова из Лефортовской тюрьмы». С членством было не густо — он сам да два ассоциированных: Фенька Огарышева и Валюта Стюрин. Все остальные были в ужасе, в шоке, только лишь делали, что шептались: бедный, бедный, бедный Велосипедов.

Сначала Ванюша обдумывал план нападения на Лефортовскую тюрьму с помощью динамита, прорыв, освобождение Игоря и Спартака, побег на Памир. Продумав этот план, он его временно отложил и обратился ко второму варианту, к классному товарищу Вове Короткову, который только что женился на дочке тов. Тимошина, помощника члена Политбюро Тимофеева.