– Ты когда-то был охотником за орхидеями в Анкоре и пастухом на склонах Геликона, ремесленником в Хорезме и Тартарийским воином, странствующим проповедником чувств и повелителем собственной жизни. Вскоре ты овладел десятком вовсе неведомых профессий и стяжал сотню экзотических имён, ставших впоследствии эпитетами твоей фамилии. И вот однажды ты стал «Неназываемым». А это значит, что тебя одного безвозвратно не стало.
– Что, значит, не стало? Ведь я есть и теперь.
– Тогда скажи, кто ты: воин или проповедник, учёный или варвар, сказочник или поэт, учитель или ученик?… В каком из миров живут сегодня твоя голова, душа и сердце, научившиеся существовать порознь? Куда приведут тебя завтра твои нестомчивые ноги? Чьи боги благославляют звёзды над твоим шатром?…
– Кем же я должен теперь стать, чтобы стать тем, кем должен?
– Теперь ты обязан, пройдя по своему следу, стать своим по-следным описателем, освободив из плена своих и многих чужих узников.
– Из плена чего?
– Одних – из плена спекулятивного ума. Других – от сутолоки мира, сотканного толпою… Третьих – от беды сверхбезбедности, или избытка различных измовлизмов.
– Например?
– Атеизма, эгоизма, фетишизма, фанатизма…
– Но я думаю, что…
– Ты давно знаешь, что прибежище домысла, -ненадёжное и опасное убежище. Это место неизбежного боя, поле необратимых бед, размноженье хищной пустоты…
– Но что или кто может разорвать могущественный плен этой ослепляющей темницы и освободиться от произвола ума, не став при этом безумным?
– Все те, кто живут в тебе твоей нынешней жизнью.
– И как же осуществить это?
– Так, как это происходит теперь. Дай им возможность высказаться и запиши это, доверив бумаге впервые в последний раз. Ты уже знаешь, что быть первым (вопреки распространённому мнению) – легко и радостно. Труднее всего – всё последнее.
– Так вот, – я предлагаю тебе стать первым последним писателем.
– Почему последним?
– Все пишущие, пока они писали, были последними.
– А кто же тогда были первыми писателями? Может сказочники?
– Нет. Сказки жили не на бумаге, они передавались изустно. На то они и сказки.
– Значит, писателями становились люди, слушавшие сказочников?
– Нет, – слушавшие сказочников, становятся поэтами. Писателями, скорее, становились путешественники, ибо не все преодоления вмещала память, и приходилось брать перо, чтобы…
– Писать про войну.
– Почему про войну?
– Потому что первыми путешественниками были воины.
– ?!
– Я сказал воины, а не солдаты!
– Не спорь, всякий путешественник, по возвращению из путешествия, становится сказочником, а всякий писатель, взявшись за перо, становится путешественником по человеческим судьбам.
– Может быть путешествие, как и писательство – это лишь способ прожить несколько жизней?
– Или стремление изведать новые законы.
– А может, неуёмная власть горизонта, – это болезнь? Или свойственное всем желание заглянуть за грань?
– И встретиться со своим будущим?
– А ты уверен, что будущее вообще существует?
– Конечно. Иначе, зачем всё?
– Откуда такая уверенность? Ещё никому не удалось хоть на мгновение оказаться в будущем.
– А в своём прошлом?
– Прошлое – это дом нашей памяти. Чтобы войти в его комнаты и чуланы, нужно лишь слой за слоем бережно снимать с души помутневший лак чувственных воспоминаний.
– А будущее?
– Будущее – это дворец, в котором наши мечты вынуждены прислуживать нашим желаниям.
– Где же тогда живут ответы на сегодняшние вопросы, – в прошлом или в будущем?
– Для этого нужно разглядеть свои вопросы. Например, эти:
– С чего же мне начать?
– Ты уже начал. А значит самое лёгкое позади.
– Следовательно, сложным будет всё дальнейшее изложение?
– Вовсе нет. Нет ничего легче, чем писать под собственную диктовку.
– Что же тогда будет трудным?
Повести, рассказы, документальные материалы, посвященные морю и морякам.
Александр Семенович Иванченко , Александр Семёнович Иванченко , Гавриил Антонович Старостин , Георгий Григорьевич Салуквадзе , Евгений Ильич Ильин , Павел Веселов
Приключения / Путешествия и география / Стихи и поэзия / Поэзия / Морские приключения