Бумажный театр

Адольф Сундиус учился музыке, но после неудачного хирургического вмешательства, благодаря которому он надеялся добиться большего захвата клавишей, ему пришлось отказаться от карьеры пианиста-виртуоза. Он женился на Мануэле Коней, одной из первых порнозвезд в Мальме. Одному из друзей он жаловался, что по ночам ему часто снится, будто он говорит на самых разных языках. Причем на таких, которых наяву не знает: на итальянском, испанском или русском. Во сне он постоянно переводит на какой-нибудь из этих языков один и тот же рассказ. Медленно, но очень точно, как кажется ему во сне. Наутро же рассказ исчезал из его памяти вместе с языком, на который был переведен.

На жизнь он зарабатывал, преподавая теорию музыки. Писал драмы и пьесы для театра и радио: «Хождение на цыпочках», «Забытое имя». Его рассказы, навеянные музыкой, опубликованы в нескольких сборниках. Качество их неравноценно. Его издавали «Норстедтс» и «Симпозион» из Стокгольма, «Монитор» из Кристианстада, а одна его книга вышла в Стокгольме в электронном формате. Умер он от странной болезни, которая проявилась в том, что перед смертью он начал расти. Никогда в жизни он не был таким высоким, как перед своей кончиной в 2007 году.

ИГРА В ЧЕТЫРЕ РУКИ

Катрин Даль и Исайя Вегезак музыканты. Недавно они закончили учебу в Стокгольме и Париже по классу сольного фортепиано и начали выступать с совместными концертами. Они весьма даровиты и молоды. Она замужем, он еще не женат и получает более громкие и долгие овации от женской части слушателей. По крайней мере так кажется.

Еще до того, как каждый из них понял, что собирается делать со своим талантом, один музыкальный агент предложил им турне по городам Европы. Они согласились. В качестве постоянного сопровождающего агент предложил им настройщика, который в день концерта приступал к делу первым, осматривая и настраивая инструмент, на котором им предстояло играть в четыре руки, и фотографа, который работал во время и после концерта, делая снимки для прессы и для архива. Фотографом была женщина, ее звали Мария, и она постоянно носила с собой удивительно легкий и маленький аппарат. Размером с мобильный телефон. Помимо него она время от времени пользовалась и огромной древней камерой, причем она щелкала ею, не поднося ее к глазам, от бедра, словно ковбой кольтом. По словам Марии, лучшими всегда оказывались снимки номер 72 и 104 и, разумеется, последний снимок сессии. Фотографии у нее действительно получались такими, что лучше не бывает, но на них не было музыки. Иногда, когда ему позволяли дела и обязанности, на концертах присутствовал и господин Даль, супруг госпожи Катрин.

Все началось в Берлине. Они играли в Союзе писателей, правление которого располагалось в отдельной вилле, на первом этаже, а на втором находилось несколько комнат, где могли останавливаться гости этого творческого объединения. Едва начался антракт, Вегезак разъяренно набросился на госпожу Даль:

— Ты с ума сошла? Что ты себе позволяешь?

Действительно, в композиции Равеля Катрин Даль пропустила несколько тактов, предоставив своему коллеге выпутываться как знает. Разумеется, кроме них двоих, этого никто не заметил.

— Значит, ты ничего не слышал?

— Конечно не слышал! Что я мог слышать, если в Allegro ты вдруг прекратила играть?! — кипятился он.

— Я не об этом, — продолжила женщина, — а о том, что в публике кто-то свистел.

— Свистел?

— Да нет, не в этом смысле, не освистывал. Свистел кто-то, кто великолепно знаком с Allegro. Он тихо, но совершенно точно высвистывал то, что мы играли. Я просто была вынуждена остановиться, чтобы услышать его. И услышала. Это действительно так и было. Обрати внимание в следующий раз. Может быть, и ты его услышишь!

— Это он?

— Не знаю.