Бумажный тигр

На него шикнули. Поминать Девятерых Неведомых в обществе джентльменов считалось признаком дурного тона.

— Полли! — доктор Фарлоу обвел членом Треста взглядом, — Вообразите себе, самый настоящий полинезиец!

Лэйд усмехнулся.

— С деревянной палицей, в доспехах из кожи ската, сам — сплошь татуировки, акульи зубы и перья в волосах?

— Нет! В том-то и дело, что нет! Это был на удивление благовоспитанный полли. Можете себе представить, в европейском костюме, в очках и без дубины за поясом. Звали его… Ну пусть будет Кеоки. Клянусь, если бы не бронзовая кожа и не глаза, вы бы ни за что ни опознали в нем дикаря!

— Все полли одинаковы, — проворчал со своего места О’Тун, пекарь, — Одень на обезьяну епископскую сутану, она все равно взберется на дерево при первой возможности!

Лэйд не раз говорил, что в его лице Трест обрел идеального своего члена. О’Тун редко открывал рот, но при этом был благодарным слушателем, легко впитывая все истории, что провозглашались во время заседаний — даже самые фантастические из них.

Доктор Фарлоу покачал головой.

— Ну а я говорю вам, что этот Кеоки был истый джентльмен. По-английски говорил чище, чем уроженец Йорка. Превосходное воспитание, выдержка, такт. Мой приятель-банкир был потрясен. Он тоже, представьте себе, считал, что все полли — кровожадные дикари, способные лишь танцевать свои варварские танцы в свете луны. Но Кеоки был не из таких. Он с юности воспитывался миссионерами из «Общества Святого Евангелиста Иоанна» под руководством отца Эббота, и это принесло свои плоды. Он превосходно читал на трех языках, включая латынь, мог наизусть цитировать Библию и, можете себе представить, играл в шахматы. Вот вам и дикарь! К слову сказать, сам отец Эббот отзывался о нем так уважительно, что даже мой приятель-банкир проникся, а уж этих ребят сложно заподозрить в легковерии!

Скар Торвардсон заворочался на своем месте. Он редко прерывал рассказчиков, в его жилах текла не кровь не жителей Полинезии, горячая, как молодое вино, а норвежских лесорубов и моряков, холодная, точно глубинные океанские течения.

— Вы и меня удивили, приятель. Уж не хотите сказать, что ваш дикарь явился за банковской ссудой?

Фарлоу негромко рассмеялся.

— Совершенно верно.

— Я думал, полли ни черта не смыслят в деньгах, — удивился Торвардсон, — Мне приходилось видеть, как один предприимчивый парень из Эдинбурга пару лет назад не сходя с места купил у племени полли по меньшей мере сто бушелей[5] превосходной копры[6], заплатив им двумя серебряными ложечками, набалдашником трости и оберткой от персикового мыла стоимостью в два пенса.

Лэйд невольно улыбнулся.

— Что и говорить, дикари! — заметил он, — Уверен, на их месте я бы сторговался самое малое на трех ложечках. И еще потребовал бы фантик от мятной конфеты сверху!

Фарлоу терпеливо покачал головой.

— Я же говорю, Кеоки едва ли походил на своих диких сородичей. И планы у него были самые дерзкие. На первоначальный капитал он собирался приобрести небольшую плантацию сахарного тростника на побережье и за пару лет приумножить свое хозяйство самое малое вдвое. Но для этого ему нужен был начальный капитал.

— Толку от европейского костюма, если карманы пусты… — пробормотал Макензи, но ему никто не ответил.

Лэйд налил себе пунша. В этот раз варево готовил О’Тун и, конечно, влил в него чересчур много рома, однако в липких сырых сумерках Нового Бангора это было скорее достоинством, чем недостатком.

Из окна «Глупой Утки» было видно, как тяжелая и густая полинезийская ночь мягко стекает на улочки Хукахука, поглощая Хейвуд-стрит фут за футом. Так, точно остров постепенно пропадал в пасти невообразимо огромного морского чудовища. От этой мысли Лэйд ощутил неприятную щекотку вдоль позвоночника, которую не мог побороть даже горячий пунш. Знакомое ощущение, к которому он так и не успел привыкнуть — за столько-то лет…

— Конечно, Кеоки ничего не мог предложить в обеспечение ссуды, — Фарлоу вслед за Лэйдом рассеянно глянул в окно, наблюдая за тем, как пошатывающийся автоматон зажигает газовые фонари, оставляя за собой цепочку мягких голубоватых огней, — Однако мой приятель сжалился над ним. Цивилизованный полли — такая редкость в этих краях! Он предложил ему ссуду без обеспечения, но с поручителем. Поручителем стал сам отец Эббот, его воспитатель, не скрывающий гордости за своего протеже. Несмотря на то, что Кеоки был благоразумным молодым джентльменом, сведущим в финансах, мой приятель-банкир счел необходимым объяснить ему принцип поручительства. Взявшись быть поручителем, отец Эббот отвечал за финансовую состоятельность Кеоки собственной головой. Обычная практика для нас, джентльмены, не так ли? Вот она, извечная ошибка разума — он невольно силиться убедить нас в том, что все окружающее устроено так же рационально, как он сам.

Макензи раздраженно хрустнул пальцами.