Лэйд ощутил накатывающий из того места, где прежде было сердце, смертельный холод. Наверно, так и ощущают себя люди за мгновенье до погибели. Холод, раздирающий изнутри.
Холод! Мысль эта лопнула под сводами черепа, как револьверный выстрел, только звона после неё не было. Брауни ждали наступления холода. Их восковое чудовище способно выносить любые увечья, но боится жары. Вот почему кукла шарахнулась в сторону от выстрела. Она боялась не пули, она боялась того жара, что рождает порох. Значит…
Выждав очередной удар, от которого у него лязгнула челюсть, Лэйд вскочил и стал заваливать на крышку люка всё, что попадалось под руку. Бочки, бочонки, ящики. Мешки с мукой, консервные банки, тюки. Если его мысль верна, каждая выигранная секунда будет драгоценна.
Завал сдержал следующий удар, лишь подпрыгнули на своих местах ящики и тюки. Надолго их не хватит, это очевидно, но если выиграют достаточно времени…
Лэйд метнулся к камину. Жара в нём ещё хватало, чтобы худо-бедно освещать комнату, но тепла он почти не давал. Лэйд вытряхнул в него всё, что нашёл в ящике с углём, черпая горстями. Мало. Слишком мало. Ночь, затопившая Новый Бангор, необычайно холодна, даже сквозь пиджак он ощущал стоящую в лавке прохладу. Ему нужен жар. Много жара!
Зарычав, Лэйд бросился к письменному столу и принялся швырять в камин всё, что попадалось под руку. Подшивка «Эдинбургского обозрения». Стопки старых счетов, прейскурантов и выписок. Пожелтевшая от времени корреспонденция и бесполезные календари. Всё отправлялось в камин, но огонь, хоть и являлся жадной до пищи стихией, был вынужден подчиняться физическим законам — тем самым, которые не глядя нарушал Левиафан. Языки пламени медленно и неуверенно поглощали бумагу, почти не давая жара. Огню нужно время, чтоб разгореться как следует. Больше времени, чем было у него в запасе. И много пищи.
Бюро и конторские ящики опустели вслед за письменным столом, пугающе быстро. Лэйд швырял в огонь всё, что составляло его жизнь, но не испытывал ни скорби, ни удовлетворения. Сейчас всё это было лишь топливом. Лишь единожды его сердце тоскливо защемило — когда он отправил в камин одним махом все толстые гроссбухи.
Мало. Огню надо больше пищи. Бумага слишком быстро таяла в оранжевом пламени, но почти не насыщала теплом выстуженную холодной ночью комнату. Ещё бумаги. Ещё пищи.
Лэйд замер посреди лавки, уставившись на распахнутую дверь своего крошечного кабинета. Там, на углу стола, в одном раз и навсегда заведённом месте лежал предмет, к которому его взгляд примагнитился сам собой. Объёмный тяжёлый фолиант с хорошим дорогим переплётом. Прикосновение к которому он так хорошо помнил.
— Нет, мистер Хиггс… — Лэйд потерял бесчисленное множество драгоценных секунд, стоя посреди разгромленной лавки и глядя на книгу, — Только не вы!
Он даже протянул руку, словно книга могла сама скакнуть к нему в ладонь. Но она не скакнула, конечно. Осталась равнодушно лежать на углу стола. Большая книга, много хорошей плотной бумаги…
Лэйд едва не зарычал от отчаянья.
— Нет. Я не могу. Как же я без вас?
— Чтобы удалить известковый налёт с крана, обвяжите его на ночь смоченной в уксусе тряпицей, — отозвался Диоген, безучастно наблюдавший за творящимся хаосом. Как и полагается воспитанному автоматону, он никогда не заговаривал первым, однако считал необходимым поддержать беседу — в свойственной ему манере.
Проклятый жестяной болванчик! Лэйд едва сдержал желание всадить пулю меж нарисованных глаз. Сейчас от механического слуги было не больше проку, чем от ящика цейлонского чая или куля с мукой или…
— Я идиот! — рявкнул Лэйд, рывком ослабив ворот рубашки, — Я самый последний распроклятый идиот в Хукахука! Да я же сижу на всём этом!
Мука. Сахар. Керосин. Всё это отлично горит и даёт много жара!
У него здесь хватит топлива, чтобы весь Новый Бангор изнывал от жары этой холодной ночью! Если понадобится, он просто сожжёт эту чёртову лавку, вот и всё!
Лэйд ощутил ликование, распростёршее огненные крылья. Гори жёлтым пламенем, Левиафан! Может, ты и проглотил меня, но я разожгу внутри тебя такой костёр, что ты взвоешь от боли!
Оглушительный грохот поглотил его торжествующий крик. Из того места, где прежде, заваленный ящиками и мешками, находился люк, вверх ударил фонтан обломков и досок. В воздухе повисла мелкая взвесь из муки и деревянного сора. Из развороченной дыры, издавая негромкие клацающие звуки, с обманчивой медлительностью выбиралась кукла. Перепачканная и пыльная, она уже не казалась полупрозрачной, но с её лица, навеки застывшего посмертной маской маленькой девочки, внимательно взирали стеклянные глаза.
Клац. Клац. Клац.
Лэйд попятился к двери, выставив перед собой револьвер.
Кукла даже не покосилась в сторону полыхающего камина, но когда она прошла мимо него со своей тягучей паучьей грацией, Лэйд увидел, что на поверхности кукольного тела выступила, точно пот, мутная стеариновая влага. Будь в комнате хоть немногим более жарко, она бы начала таять, точно злобная ведьма из детской сказки мистера Баума.