Бумажный Тигр (III. Власть)

За многие годы жизни ему приходилось просыпаться в самых разных местах – и в самых разных чувствах. Чаще всего он просыпался от мерного перестука лошадиных копыт под окнами – молочники Миддлдэка спешили по Хейвуд-стрит, чтобы еще до рассвета наполнить крынки, бидоны и ведра своих подопечных свежим парным молоком, сливками и обратом. Хороший звук, размеренный и звучный, как тиканье заведенных с вечера часов, под такой приятно просыпаться в маленькой спаленке над лавкой, чтобы, не зажигая лампы, в сером свечении еще не рожденного дня лежать несколько минут, размышляя о вещах, которые непременно позабудутся в дневной сутолоке прочих мыслей.

Однако ему приходилось просыпаться и в других условиях, а также и местах. Иногда это были дамские будуары прелестниц из Шипси – когда они со Скаром Торвальдсоном изредка устраивали знатный кутеж, длившийся обыкновенно всю ночь напролет. Иногда полицейский участок – и тогда он обречен был вместо перестука лошадиных копыт слушать с утра укоризненные нотации Саливана, вынужденного уступить Лэйду свою служебную кровать и провести всю ночь в жестком кресле. Иногда…

Иногда он хотел бы забыть те места, где приходил в себя, потому что воспоминания эти полнились деталями столь скверными, что каждое из них он ощущал незаживающей и вечно саднящей раной.

Крохотная деревня полли на южной оконечности острова, название которой он в силах был понять, но бессилен произнести. Он заночевал там, еще не зная, что ее обитатели накануне прогневали Девятерых Неведомых, и слишком устал, чтобы заметить необычно большое количество охранных оберегов вокруг хижин. Обереги их не спасли.

Проснувшись поутру, Лэйд обнаружил пустые хижины, погасшие печи и молчащие курятники. Деревня обезлюдела, вся, до последнего человека, и, верно, прямо посреди ночи. Сперва он решил, что проспал нападение понатурри. Бледные демоны из океана, чья кожа отливает зеленью, волочащие по песку свои длинные когти, иногда нападают на прибрежные деревеньки, понукаемые к тому голодом. Но он точно не мог бы проспать истошный визг и крики, исторгаемые десятками глоток – понатурри, сами лишенные слуха в человеческом понимании этого чувства, никогда не пытаются соблюдать тишину в своей страшной работе.

Людей не было, зато остались следы – брошенная скомканная одежда, отпечатки босых ног на прибрежном песке, валяющиеся повсюду неказистые дикарские бусы и амулеты, еще теплые курительные трубки… Ему потребовалось не больше часа, чтобы установить страшную правду – посреди ночи все жители деревни вдруг встали, сбросили с себя все и стройными рядами промаршировали к океану, чтобы уйти в него. Точно противопоставив себя самой жизни, что когда-то выбралась на теплые берега из мертвенных холодных глубин.

Были и другие пробуждения, еще менее приятные. Он просыпался, ощущая отчетливый запах свежей крови, тревожный и сладкий. Он просыпался, избитый до полусмерти, да так, что казалось, что от малейшего движения скрипят раздробленные кости, которые никогда вновь не станут одним целым. Он просыпался, ощущая смертное отчаянье, от которого хотелось перерезать себе глотку. Он просыпался…

Но ни одно из этих пробуждений не могло сравниться с нынешним пробуждением. Оно и на пробуждение-то не было похоже, он словно перешел из одной стадии кошмарного сновидения в другую. Из той, где ты обречен бежать, завязая в болоте, преследуемый воплощенным ужасом, в ту, где ты уже мертв, но по какой-то прихоти судьбы, возвращен в первоначальное состояние, чтоб умереть еще раз.

- Мистер Лайвстоун. Мистер Лайвстоун!..

Кто-то прикоснулся к его плечу и потряс. Недостаточно сильно, чтобы пробудить его к жизни, но достаточно ощутимо, чтобы он вынырнул из той липкой трясины, в которой барахтался на протяжении последнего времени, глотая вместо воздуха раскаленную смолу, заливающуюся в рот.

Сон. Он спал. Он просто спал – тело в конце концов взяло свое. Лэйд заворочался на своем жалком лежбище, сооруженном из обломков мебели и гардин. Едва ли сон его длился долго, но даже тех часов, что он урвал у страшной реальности, хватило, чтобы все его члены немилосердно затекли и теперь трещали в суставах, как у старой марионетки. Ах, дрянь, тело сделалось капризным с возрастом. А ведь когда-то мог спать на голой земле, был бы лишь кусок парусины, чтоб спрятаться от дождя…

- Мистер Лайвстоун!