Бумер-2: Клетка для кота

Колька продолжал улыбаться. В эту минуту он во всех деталях представлял сцену будущей встречи с сестрой и дядей Мишей. Дашка работает в закусочной "Ветерок". Обычный будничный день, все те же клиенты. И вот картина: он заходит в зал, садится за дальний столик. И прячет лицо за раскрытой газетой... К нему подруливает официантка, чтобы принять заказ. В смысле, Дашка подходит. И выпадает в осадок. Это будет такая сцена, такая... Каких ни в одном фильме не увидишь.

– Напрасно ты не сообщил, – хмыкнул кум и сделал пометку в блокноте. – Этими фокусами можно человека до сердечного приступа довести. Впрочем, тебе виднее.

– Не доведу, гражданин начальник, – ответил Коля. – У сестры сердце крепкое. Наверное, она сначала подумает, что я лыжи намылил. А я на стол справку об освобождении.

– Хороший ты парень, Коля, – сказал кум. – Посмотреть на тебя приятно. Следишь за собой. Не то, что эти чмошники, которые перед тобой заходили. Мотаются, как опущенные. Быдло. Перхоть. А у тебя есть будущее. Скоро твою судимость погасят. Поступишь в институт. Выбьешься в люди. Будешь вспоминать нашу зону как страшный сон. Себя спрашивать: а со мной ли это было? Если, конечно, снова не оступишься.

– Не оступлюсь, гражданин начальник, – пообещал Коля. – Постараюсь не оступиться.

– Тогда добро, – улыбнулся Чугур и даже протянул Шубину руку. – Иди с богом. Потихоньку готовься к свободной жизни. Но и свои здешние обязанности не забывай. У вас в бараке, кажется, ремонт начался, и тебя маляром записали вместе с Огородниковым? Правильно? Вот видишь, я все помню. Так что ты старайся...

* * *

Коля вышел на воздух, дошагал до клуба и только тогда понял, что ноги несут его совсем в другую сторону. Ему нужно к бараку, там ждет Костян, с которым они вместе малярничают. Надо в краску добавить растворителя и олифы, процедить ее и пройти потолок хотя бы до середины. Пока с производственной зоны не вернулся отряд, надо хоть что-то сделать. Коля вошел в барак и увидел, что Костян уже процедил краску. Натянув рабочие штаны и куртку, Шубин взял протянутый Костяном валик и полез на стремянку.

– А ты говорил, что кум – последняя тварь и садист, – сказал Коля, глядя на приятеля сверху вниз. – А он ничего... Нормальный мужик. Поговорил со мной по-свойски. Сказал что, мне учиться надо. И вообще... Расти. Главное, больше не залетать.

Костян только плечами пожал и одной рукой подал наверх тяжелое ведро с краской, а другой – брезентовые рукавицы. При одном упоминании Чугура его начинала бить мелкая дрожь. Был у Огородникова негативный опыт общения с местными офицерами, но ни один из них не вызывал у него такого отвращения. Кум просто упивался властью над зэками, которых держал за отребье, хотя сам был ничем не лучше.

– Это ты сейчас запел, когда до свободы один шаг остался, – тихо сказал Костян. – Может, для кого-то Чугур отец родной, но я под этим не подпишусь. У меня другие впечатления.

Колька, макнув в ведро валик, стал красить потолок, решив, что до прихода людей с промки он успеет закатать метров тридцать.

* * *

Последним в списке амнистированных значился заключенный Телепнев по кличке Телепень. С его физиономии не сходила идиотская улыбка, он смотрел на кума глазами преданной собаки и кивал головой, как заводной болванчик. Как человеку, твердо вставшему на путь исправления, за весь срок получившему всего два пустяковых замечания, одно от бугра, другое от дежурного офицера, Телепню полагались некоторые поблажки. Например, он имел право носить часы. Даже не часы, а грошовые часики, похожие на женские, в розовом пластмассовом корпусе на истертом ремешке из синтетической кожи.

– Сколько на твоих? – спросил кум. Он не был уверен, что Телепнев понимает время. У него и вправду с головой полный разлад. – В смысле, я хочу узнать: который час?

– А время, – радостно улыбнулся Телепнев, – семнадцать тридцать пять, – подумал и уточнил: – По летнему времени.

– По-летнему? – удивился кум.

– Сейчас ведь лето, – пояснил Телепнев с придурковатым видом. – Не знаю, как вы, а я зимнему времени доверяю больше, чем летнему.

– С чего так?

– Мне кажется, что зимнее время – точнее, – ответил Телепнев. – Я сколько раз проверял. Ну, по всему так выходит, что зимнее – точнее.

– Это как скажешь, – легко согласился Чугур: не хватало еще вступать в спор с этим придурком, что-то втолковывать беспросветно тупому зэку. – Лично я тебе верю. Если ты так говоришь, значит, правда. Значит, зимнее время – точнее.

– Спасибо, гражданин начальник, – продолжал улыбаться зэк.

– Твое дело я посмотрел. Хочу надеяться, что по эту сторону колючей проволоки мы больше не увидимся. Езжай в свою деревню, устраивайся на работу. Ну, кем возьмут. В деревне даже для тебя работа найдется. И больше клуб не поджигай. Договорились?

– Так точно.

– Ты хоть помнишь, что на воле натворил? Что клуб поджег?

– Не помню, гражданин начальник. То есть сам клуб помню. А как поджигал... Нет. Я немного пьяный был. Пива бутылку выпил. Или еще чего-то. Этого тоже не помню.