Собачка, видно, поняла смысл слов и серьезность намерений этого мерзкого существа, пропахшего бензином и гарью. Она больше не тявкала, пятясь задом, заползла в конуру и не высунулась. В доме светились два окна, и еще на застекленной веранде горела лампочка. На занавески ложились чьи-то тени. Слава богу, значит, Кучушев на месте.
Через пять минут машину загнали на участок и, врач, согнувшись на заднем сидении машины, осматривал Кубу. Жлоб включил верхний свет и светил фонарем на своего друга, а сам отворачивался в сторону, когда Куба протяжно стонал. Потому что не было сил смотреть на все это. Кучушев вылез из салона и потряс кудрявой головой.
— Твоего кореша надо в областную больницу везти, — тихо сказал он. — Иного выхода нет. Обожжено примерно восемьдесят процентов тела. В домашних условиях ничего сделать нельзя. Ничего… Он жив по недоразумению. Потому что еще молодой.
— У меня есть деньги. Примерно двести баксов. И у него в лопатнике еще около шести сотен. Я же не забесплатно прошу. А, хороши деньги. Считай, твои.
— Мы зря теряем время, — снова покачал головой Кучушев. — Разговорами ему не поможешь.
— Я же говорю: деньги есть…
— Тут дело не в деньгах.
Жлоб шагнул вперед, сграбастал врача за ворот рубахи и сдавил горло пальцами. Нащупал кадык, твердый, как грецкий орех, сдавил его пальцами.
— Ты что мелешь, гад, — голос Жлоба вибрировал. Он не мог поверить, что попусту потерял столько времени, а Кучушев палец о палец ударить не хочет. — Да я тебя, срань такая, прямо тут удавлю.
— А-а-а-а… Отпусти. Больно…
Кучушев кое-как освободился от тисков, сжимающих кадык, и отдышался.
— Ты что, совсем… Так ведь убить можно. Невзначай.
— И я сделаю это, — кивнул Жлоб. — Если еще раз скажешь «нет», считай, что ты уже дуба врезал.
— Все, что я могу, это немного облегчить его страдания, — замялся Кучушев. — У меня в заначке есть морфин. Твой друг после укола, по крайней мере, не впадет в болевой шок…
— И хрена ты мнешься, как целка перед абортом? — крикнул Жлоб. — Тащи сюда свой морфин. Тут человек помирает, а он, падла, бодягу разводит.
Кучушев вернулся со шприцем в руке. Снова покопался на заднем сидении, уколол Кубу, а когда Жлоб стал совать деньги, не взял их.
— Уезжайте, пожалуйста, — прошептал он. — Прошу вас. У меня трехлетняя внучка в доме. И родни полно. Больше ничем не могу помочь.
— Может, давай его хоть на сидение положим. Чего он там валяется на полу машины. Как собака дохлая.
— Пусть лежит, как ему удобно и где удобно, — ответил Кучушев и прижал ладони к груди. — Уезжай.
— Уеду, — мрачно пообещал Жлоб. — Но еще вернусь. Рассчитаться с тобой за оказанную помощь.
— Погоди, погоди…
Но Жлоб уже не слушал. Смачно плюнув под ноги, он сел за руль и огни «опеля» исчезли в темноте.
И опять ночная дорога, свет фар, выхватывающий из темноты заборы, стволы деревьев и неровное полотно асфальта. Ладони потели от волнения, и руль был скользким, будто его мылом натерли. Жлоб гнал машину в обратном направлении, путь через лес казался бесконечным, сзади тихо стонал Куба. Видно, морфин, который вколол Кучушев, был левым, бодяжным или это вовсе не наркотик. Врач наверняка уколол Кубу грошовым анальгином, лишь бы отвязались. Скот, крохобор паршивый. А еще людей лечит. Впрочем, лечит — это совсем не то слово. Помогает пациентам поскорее прибраться, — так будет правильнее.
Жлоб остановил машину, когда стоны прекратились. Зажег верхний свет, и заглянул за кресло. На полу неподвижно лежал Куба, похожий на обгоревшее бревно. Ясно, теперь спешить уже некуда. Почувствовав позывы тошноты, Жлоб вылез из машины, перевел дух и выкурил сигарету. Из дорожных канав поднимался туман, в лесу чирикнула бессонная птичка, облака разошлись, на сером небе появилась мелкая россыпь звезд. Жизнь продолжалась, но не для Кубы.
Жлоб набрал номер Постникова, в трубке слышались женские голоса и звон бутылок. Постный не сразу вспомнил, с какой целью звонит один из его бойцов.
— Умер, говоришь? — переспросил он. — М-да… Черт побери. Как некстати вся эта муйня. Поручи вам работу, саму простую, самую легкую, вы обязательно обосретесь. И еще этот трупешкик. Тоже мне, подарок. А что, Кучушев не мог помочь?
— Сказал, что не мог, — голос Жлоба дрожал от волнения и злости. — А так хрен его знает. Может, возиться не захотел.
— Чего? — переспросил Постный. — Нет, это я не тебе. А ты давай… Наливай. Девчонки уже заждались. Легли и просят.
Снова послышался звон бутылок и чье-то ржание.
— Слышь, Игорь, ты вечно звонишь не ко времени, — сказал Постный. — Всю дорогу у тебя одни проблемы. Вечно так: дай тебе говна, дай ложку. Ничего сам решить не можешь. Ладно… Так ты говоришь: Куба того… Откинулся?
— Вот именно: того, — подтвердил Жлоб и всхлипнул, готовый заплакать. — Умер, да… Мертвее не бывает. И я не знаю, что делать дальше.