Бумеранг

Виктор Павлович редко курил, но сейчас у него спонтанно появилось нестерпимое желание. Он достал пачку болгарских сигарет закурил, глубоко затянулся, будто жаждущий приник к освежающему источнику.

– Дай сигаретку, Палыч… Да это я не хуже тебя знаю, как в эти аспирантуры да адьюнктуры поступают, хоть самому и не пришлось учиться. Но кое что ты мне разьяснил… спасибо. Значит верно говорят, без евреев наша наука не потянет это соревнование с американцами, ни в космосе, ни в области вооружений? – Ануфриев вытащил из протянутой пачки сигарету.

– Константиныч, еще не известно у кого в соответствующих структурах больше евреев, у нас, или у них, – выпустил через нос дымную струйку директор, давая прикурить Ануфриеву от своей сигареты.

– И опять ты в точку попал. Слушай, а может специально всю эту гонку вооружений жидье устроило, что бы и тут и там на теплых местах сидеть, дескать без нас вы в этих делах никак не обойдетесь. А тем временем кто-то на них пашет, сеет, хлеб убирает, бревна таскает, а они математикой, физикой занимаются, на скрипочках поигрывают. Я на заводах у станков никогда ни одного еврея не видел, не говоря уж о сельском хозяйстве. Наверное, и в Америке вряд ли есть фермеры-евреи, зато ученых и миллиардеров, пруд пруди. Как думаешь Палыч? – Ануфриев вроде несколько оклемался, во всяком случае язык уже не заплетался и его больше не качало.

– Да ну тебя, Константиныч… Понесло тебя куда-то. Я тебе объясняю ситуацию на основе достоверных фактов, а у тебя одни фантазии, чуть что сразу всемирный еврейский заговор видишь. Уж очень ты к ним неравнодушен. Не завидуй, будь терпимее. Поверь, с евреями можно жить и тем более работать. Ладно, гляжу ты сегодня не в форме… давай-ка лучше домой иди, я тебя отпускаю, поспи. И ступай через черный ход, а то увидят тебя такого, что подумают… зам директора и под шафе. Знаешь, как от тебя спиртягой прет? Иди, Константиныч, иди. А я все же прикажу начальнику отдела взгреть Богачева, чтобы неповадно было, – директор взялся за трубку внутриинститутского телефона…

11

К июню завершили все предварительные разработки и на заводе при НИИ приступили к сборке опытных образцов. В августе на полигоне госкомиссия должна была принимать новую ракету, а весь июнь и июль отводился под контрольные испытания. Непосредственно до схемы самоликвидации у Льва Михайловича руки все не доходили. За Карлинским по прежнему «приглядывал» старший группы Потехин. Но он тоже по горло был занят доводкой других более важных узлов ПИМа. Контрольные пуски на полигоне имели целью выявить те неисправности систем ракеты, которые невозможно определить в лабораторных условиях. Устранение этих неисправностей и окончательная доводка осуществлялась уже в ходе стрельб. Ракета полетела только с третьего раза, потом возникли проблемы стыковки с наводящей ракету станцией, ну а в конце-концов самым слабым местом оказалась головка самонаведения, которую разрабатывала спиртолюбивая лаборатория Богачева. В ликвидации больших и малых неурядиц приняли участие все лучшие специалисты института, и конечно же Лев Михайлович, в своем лице представлявшей нечто вроде институтской службы техпомощи. Он помогал, если не с удовольствием, то в охотку, и всякий раз забывая о сне и даже о еде. Он так любил сам процесс поиска неисправностей, ему очень нравилось, что на него надеяться, ему верят, считают лучшим…

Когда ракета, наконец, стала наводиться и поражать мишени, выяснилось, что радиовзрыватель – это единственный узел, который почти не нуждается в доводке. Он работал отлично, и область разлета осколков надежно «накрывала» любую даже самую маневренную мишень, независимо от интенсивности помех. А «почти» относилось, увы, к схеме самоликвидации. Отданная на откуп Карлинскому, она оказалось единственной до конца не проработанной схемой относящейся к радиовзрывателю. Самого «диссидента» в командировку на полигон не взяли, резонно решив, что такой балласт возить с собой ни к чему, да и схема за которую он отвечал была настолько маловажна и второстепенна… Так казалось всем без исключения. Карлинского с подачи Ануфриева, даже посчитали возможным отпустить в отпуск, дабы он убрался в свою Москву и не «канифолил мозги» жен ученых, пока их мужья находятся в командировке на полигоне.