Бумеранг

Однако сильный зной вызвал бурное испарение, и годом позже новая экспедиция обнаружила, что озеро Эйр наполовину высохло. В северной части на обнажившемся глинистом дне уже снова отложилась соль, в южной части содержание соли в воде составляло двадцать три процента — в семь раз больше, чем в море. Температура воды была тридцать пять градусов, но участники экспедиции с наслаждением искупались, так как температура воздуха была сорок — сорок пять градусов. Трава, цветы, птицы исчезли, вдоль берегов лежали тысячи погибших кроликов, отравленных солью. В живых остались только черные осы, которые довели ученых до безумия.

Не успело Эйр пересохнуть опять, как в январе 1953 года его наполнил новый рекордный ливень. Недавно оно вернулось все-таки в свое обычное состояние, став, как и все австралийские так называемые озера, безжизненной соляной пустыней.

Через несколько часов после Эйра состав остановился так резко, что я упал и выронил из рук книгу, которую читал. (Кажется, в этом поезде только тормоза действовали безотказно, и машинист на радостях включал их, не сбавляя хода.) Мария-Тереза и Маруиа раньше меня поднялись с пола и открыли окно посмотреть, в чем дело.

— Мираж, — уныло произнесла Мария-Тереза.

Я выглянул, протер глаза, опять поглядел. Действительно, мираж: в ста метрах от полотна посреди пустыни деревянное строение с вывеской, на которой большими черными буквами написано «Уильям-Крик». Может быть, это не мираж, а заброшенный хутор? Вдруг мы заметили, что пассажиры и поездная бригада спешат к зданию.

— Как насчет того, чтобы выпить пивка? — спросил наш сосед, войдя к нам в купе. — Правда, оборотистый парень? Открыл здесь пивную!

— Возможно, — неуверенно ответил я. — Но покупа-телей-то нет, если не считать пассажиров.

— Этого вполне достаточно. Вы забываете, что в Австралии не продают пива в поездах.

Разумеется, мы присоединились к остальным. Хотелось познакомиться с предприимчивым кабатчиком, который обеспечил себе, наверно, самую спокойную работу во всей стране: за неделю здесь проходило только два поезда — один на север, другой на юг. Он жил в полном одиночестве и клялся, что чувствует себя превосходно. Дела его явно шли хорошо — пассажиры нагрузились бутылками теплого пива, тащили целые ящики. Началось состязание, кто больше выпьет. Только и слышно было, как летит из окон пустая посуда. Приподнятое настроение, которое царило всю дорогу, переросло в ликование, отовсюду доносились песни и смех. Вот уже проводник и несколько механиков тащат отчаянно отбивающегося пьянчужку…

— Не беспокойтесь, на первой же станции высадим, — утешил нас проводник.

Следующая станция называлась Уднадатта. Когда мы подъехали к ней, было совершенно темно. Неужели проводник. выгонит пьяницу в пустыню? Я вышел посмотреть, чем все это кончится, но оказалось, что Уднадатта — настоящий городок, насчитывающий два десятка домов. На перроне стояли двое полицейских и еще четверо мужчин — как потом выяснилось, их ссадили здесь неделей раньше за разные провинности и они уже отбыли свое наказание. Видимо, в здешней тюрьме было место только для четверых: ровно столько гуляк увела полиция. Впрочем, одна угроза застрять на неделю в этой глуши усмирила всех буянов в поезде.

Когда мы легли спать, до Алис-Спрингса было еще далеко, я даже сомневался, что мы завтра прибудем на место. Но утром нам сказали, что осталось всего двести километров. От Генри мы узнали, чему обязаны таким достижением: за ночь паровоз ни разу не ломался, и подъем у Финк-Крика удалось одолеть с первой попытки. Бывает, составу приходится снова и снова отступать и набирать скорость, чтобы пройти критическое место. Иногда на эти маневры тратят несколько часов.

За ночь ландшафт несколько переменился; теперь мы видели не только многочисленные мульги, но и высокую траву. Долго старались высмотреть какое-нибудь животное, которыми изобилуют эти места, но приметили только одного эму (австралийский страус). Он выскочил из-за куста и пустился бежать вперегонки с поездом.

Победил страус. Это нас нисколько не удивило. Мы уже подсчитали, что средняя скорость движения на пути из Куорна была двадцать семь с половиной километров в час.

Около полудня появился первый признак того, что мы приближаемся к населенным местам. К сожалению, этим признаком была корова, которая преспокойно прогуливалась по железнодорожному полотну. Чтобы не наехать на нее, машинист, как обычно, прибег к своим обожаемым тормозам и тотчас дал задний ход. Корова осталась цела, хуже пришлось пассажирам, которые полетели с полок. Я вовремя поймал Маруиу, но Мария-Тереза стукнулась головой об оконную раму так сильно, что потеряла сознание. В соседнем купе свалились на пол трое детей. Кому-то попало по голове графином, и в каждом вагоне минимум два-три человека растянули руку или ногу.