– Доктор, а можно, мой муж побудет с дочкой? Я не могу переносить вида крови, мне сейчас уже плохо, и вида операции я не выдержу. Пожалуйста… – умоляюще посмотрела она ему в глаза.
– Мне все равно, кто останется с девочкой, главное, чтобы она не боялась. Когда договоритесь, обратитесь к сестре, – с этими словами он повернулся и пошел по направлению к двери, куда вход был разрешен только персоналу.
Оставшись одна, Нина постояла неподвижно несколько секунд, потом поманила к себе Олега. Он оставил Лену стоять у окна и подошел ближе. Нина тихонько попросила его умоляющим голосом:
– Врач сказал, что будет вскрывать Лене нарывы на пальцах. Пожалуйста, иди с ней один, я не смогу видеть, как моего ребенка режут, и не переживу вида ее крови. Если я в операционной потеряю сознание, то напугаю ребенка. Пожалуйста, иди с Леной, она не должна там быть одна!
Предложение Олегу совсем не понравилось, но, вспомнив, как год назад жена потеряла сознание от вида текущей крови из пореза у него на руке, он нехотя согласился. Вдвоем они подошли к тихо стоявшей у окна девочке.
– Детка, – сказала Нина, – прости меня. Вместо парка тебе придется идти с папой совсем в другое место. Доктор сказал, что подлечит твои пальчики, и они совсем скоро заживут. А потом мы с тобой обязательно сходим в парк к уточкам, хорошо, моя маленькая? – Ответа от ребенка мать не ожидала. – Я подожду вас здесь, доктор разрешил только папе сопровождать тебя.
За Леной с Олегом закрылась дверь, Нина подошла к стоявшему в углу креслу и буквально рухнула в него. Последующий час ожидания стал для нее сущим адом. Покинуть свой пост она боялась, чтобы не пропустить выходящих после операции родных, но и сидеть долго на одном месте уже не могла. Так и металась она, ненадолго выходя на свежий воздух и почти тут же заходя обратно. Наконец дверь приемного покоя открылась в очередной раз и выпустила вперед Лену, руки которой были спрятаны под бинтами. Незаметно смахнув слезу, Нина быстро подошла к дочери, осторожно прижала к себе и замерла на некоторое время.
Всю дорогу до остановки, а потом и до дома Олег нес девочку на руках. У малышки от увиденного и пережитого неожиданно закружилась голова, и она чуть не упала.
«Как хорошо болеть! – думала некоторое время спустя об этом инциденте Лена, долеживая последний день в родительской спальне на кровати. – Все меня жалеют и ухаживают за мной, как будто я какая-то особенная. Целую неделю я жила в спальне у родителей, и мне было так хорошо, как никогда! Выздоравливать совсем не хочется. Здоровой, мне придется возвращаться в свою комнату. Хотя мама повторяет, что любит, все равно она меня не любит. Если бы любила, взяла бы к себе в спальню жить насовсем. Она видит мою радость, когда в воскресенье мне разрешают между мамой и папой полежать в постели. Папа рассказывает что-нибудь хорошее, или мы придумываем вместе, что будем делать в выходной день, куда пойдем гулять, во что будем играть. Потом мама идет готовить завтрак и будить сестру, Оля засоня и любит поспать в выходной подольше… И только потом я иду к себе одеваться.
Не хочу идти в мою комнату. А может, идти с закрытыми глазами? Попробую научиться ходить с закрытыми глазами… Нет, бабушка заставит открыть глаза и подать или принести ей что-нибудь. Уши закрыть нельзя – все равно они будут все и всегда слышать…
Почему в нашей комнате нет Оли, а есть бабушка? Комната детская, а бабушка совсем не ребенок, а взрослый человек. Она меня нисколечко не любит, не жалеет, все время заставляет ей помогать. Днем она притворяется, что добренькая, а когда все спят, она будит меня ночью, требует подать ей воды, потому что темно, и она ничего не видит. У нее всегда горит ночник около кровати. Он ярко светит и мешает мне спать, а ей почему-то все равно темно. Глаза слипаются ото сна, а я должна стоять перед ней и ждать, когда она медленными глотками выпьет воду, потом ставлю пустой стакан на стол и возвращаюсь в кровать. Хорошо, если я сразу засыпаю и ничего больше не слышу. Но так бывает не всегда. Бабушка часто встает ночью в туалет, гремит палкой, включает верхний свет, кряхтит, недовольно бормочет что-то себе под нос. Из-за шума я просыпаюсь и никак не могу опять уснуть, потому что боюсь. Мама сердится, что я плохо встаю по утрам…»