Бун-Тур

Дед немножко отдышался.

— «Неотложку» не надо… Просчитался я, Санька… Не дотяну, а они обидятся…

— Кто они-то? И за что?

— За то, что не дождался… Не попрощался с ними…

Уткнулся я в подушку и заревел, а дед руку мне на голову положил и дрыгающий палец, как дятел, в затылок мне поклевывает.

— Не надо, Санька… Пора, знать, пришла… Не теряй времени… Выполняй задание!.. Садись на телефон — отстукай телеграмму… Но не очень такую, а… спокойную.

Вытер я слезы.

— Есть, — говорю, — дедушка! Есть выполнять задание. А ты лежи на моей кровати и больше не вставай! Не рыпайся!

Ну и он мне в ответ по-военному:

— Есть, Санька, лежать и не рыпаться… Отрыпался!

Продиктовал я телеграмму по телефону, чайник на газ поставил, дал деду лекарство. Вижу — очень ему трудно и лежать, и дышать. А вид у него какой-то виноватый.

— Вот и я, — говорит, — свой долг нарушил.

— Брось, дедушка! Чего ты зря на себя наговариваешь!

— Не зря… Долг стариков — никому не мешать… Столько канители наделал! А еще сколько будет…

И правда: весь следующий день шумный был. С утра опять сестра пришла, шприц кипятила. Потом — Катюшина мама. Увидела, что дед на мою кровать перебрался, головой покачала. Послушала его и ушла очень недовольная. Днем, после уроков, Бун, Катюша и Васька Лобов к нам заглянули. Только Васька недолго был. Пошептался с Катюшей на кухне и удрал.

Часов в пять — снова звонок. Входят два солидных дяди. Врачи — специалисты по сердцу. Проводил я их к деду и спрашиваю у Катюши:

— Твоя мама прислала?

— Это консилиум, — пояснила она. — И еще кое-что оч-чаровательное будет! Дедушке приятное… Ему сейчас приятное — лучше всяких лекарств.

Махнул я рукой.

— Ты меня не успокаивай!..

Врачи долго у деда сидели и такое вынесли решение: перевозить его в больницу пока нельзя, а все остальное, что Катюшина мама прописала, все правильно и ничего нового применять не надо.

Не успел я дверь закрыть за этим консилиумом, как опять звонок. На этот раз — офицер из райвоенкомата. И тоже — к деду. Это, наверно, Васькина работа! Недаром они с Катюшей на кухне шушукались. Васькин отец в военкомате служит.

Офицер встал перед дедом по стойке смирно и отчеканил:

— Товарищ полный кавалер ордена Славы! Разрешите вас поздравить с награждением медалью в честь приближающегося пятидесятилетия вооруженных сил!

Дед встрепенулся, губы у него задрожали, в глазах — радость и слезы. Воздуху в грудь набрал — сейчас рявкнет! Но не рявкнул.

— Служу, — прошептал, — Советскому… Союзу…

Офицер положил на одеяло удостоверение и новенькую медаль, пожелал деду скорей поправляться и откозырял.

Лежит дед и медаль перед носом держит. Световой зайчик от медали по его лицу прыгает. От этого зайчика, что ли, праздничный какой-то стал дед. И больной, и дышит тяжело, а праздничный.

— Спасибо! — говорит. — Не забыли старого солдата…

Тут я еще раз про Катюшу и Ваську подумал. Молодцы, все-таки! Сообразили, как моего деда порадовать. Может, теперь он на поправку пойдет! И отец Васькин молодец! Нарочного с наградой прислал. На это тоже не каждый способен!..

Под вечер дед задремал. Я выпроводил Катюшу с Буном, взял классные тетради, которые они мне оставили, но голова никак не работает.

Читаю и не понимаю, что они там на уроках без меня проходили. Плюнул я на это дело и пошел взглянуть на деда. Глаза закрыты. Дышит быстро-быстро. Медаль на тумбочке поблескивает. Вдруг дед и говорит:

— Достань, Санька, чистую скатерть… Стол накрой… Бутылку с водкой… ту… граненую из холодильника выставь… Едут.

Я подумал — бредит. А он спрашивает:

— Слышишь?

— Слышу, дедушка.

— Шевелись.

— Кто едет-то?

— Эх ты! Недотепа!

— Ты про пап-с-мамой? — догадался я. — Рано еще! Завтра, наверно…

— Сегодня!

И так он это уверенно сказал, что и я поверил. Побежал на кухню, а он опять меня зовет.

— Не на кухне, — говорит, — а в столовой накрой… Чтоб торжественно… И на меня не забудь — тарелку…

Мне стало полегче: кто умирает, тот про тарелку не думает. Посвистываю от радости и из кухни в столовую бегаю: посуду расставляю, закуски, водку, для пельменей воду кипячу. Бегал, бегал и остановился в коридоре, смотрю на входную дверь. Откуда дед взял, что они сегодня приедут? Может, не сегодня! Может, дня через два! Ведь они, и правда, не на прогулке, не в туристской поездке, а на работе. Не отпустят — и все! А он ждет! Уверен! Если не приедут, то плохо будет!

Больше я не свистел. И посуда скользкая какая-то стала. Раскокошил одну рюмку. Только осколки в мусоропровод отправил, слышу — кто-то ключ в замок вставляет. А кто, кроме своих, с ключом придет! Бегу к двери… Они! Мама поцеловала меня:

— Что случилось?

Папа поцеловал:

— Как отец?

— Плохо, — говорю. — Сердце…

Мы втроем к нему подошли. Увидел дед, заулыбался.

— Порядок, — говорит, — в снайперском взводе… Дождался!.. Лица кислые не строить!.. Вызвал, чтобы медальку обмыть… Стол готов… И я рюмочку опрокину…

— Пить тебе не дам, — сказал папа. — И сами не будем. Поправишься, тогда банкет закатим на весь дом!

— Не спорь! — строго говорит дед и дрожащей рукой медаль показывает.

— Нельзя тебе, отец!

Тут дед свое и выдал — скомандовал:

— Кру-гом!