Бун-Тур

Дед приподнялся на локте, мигнул глазом и скомандовал:

— Кру-гом!

На этом спор и закончился…

Мы еще до каникул знали: в первый день на первом уроке будет сочинение про школьные каникулы. Кирилл Петрович — учитель по русскому и литературе — заранее предупредил нас. Он из тех, кого мы тоже любим. Неразговорчивый и всегда хмурый, а любим — и все! Смешно! Учит русскому, а сам так мало языком пользуется!

Вошел он в класс.

— Здравствуйте! — говорит.

Дошагал до окна, вернулся молча к двери и, наконец, добавил:

— Пишите.

Что писать — известно: про каникулы. Задание на весь урок. А Кирилл Петрович будет ходить от окна к двери и обратно, точно маятник. Бун однажды сосчитал: как маятник качнется сто три раза, так и уроку конец.

Вынул я перо. Сижу. Ничего у меня не пишется.

— Заснул? — спрашивает Бун.

Я ему прошептал про деда.

— Осел! — говорит. — Деда беречь надо! А ты — осел!

Поднял он руку. Кирилл Петрович заметил и остановился.

— Слушаю.

Бун сказал, что дедушка мой заболел и что поэтому никакого сочинения у меня не получится.

— Данилов! — вызывает Кирилл Петрович.

Я встал.

— Врач был?

— Дедушка не разрешает!

— Иди!

А когда я вышел из класса, Кирилл Петрович приказал Буну сбегать в поликлинику и вызвать врача на дом. Но вмешалась Катюша.

— У меня, — говорит, — мама сегодня в поликлинике дежурит. Разрешите мне — быстрее будет.

Я про этот разговор ничего, конечно, не знал. Вернулся домой, тихонько подошел к дивану: спит дед или не спит? Если не спит, я ему тоже про долг скажу пару слов. Придумал, пока из школы бежал.

Дед не спал. Примаргивая правым глазом, смотрит на меня и сейчас свое «Кругом!» скомандует. Но я его опередил.

— Ты, дедушка, меня не пугай! — говорю. — Долги-то, оказывается, всякие бывают. Мне сам Кирилл Петрович сказал.

— Что же он тебе сказал? — спросил дед, и голос у него слабей, чем утром.

Я эти высокие словеса не переношу, но если надо, могу их, как из пулемета, выстрочить. Самое легкое дело! Я и застрочил.

— Учиться, — говорю, — это постоянный долг каждого советского школьника. Но есть долг и повыше постоянного! Первоочередной, например, долг. Слышал про такой?.. Кирилл Петрович так и сказал, что сегодня мой первоочередной долг — с тобой сидеть.

— Ну сиди, — неохотно разрешил дед, но я-то видел: ему моя речь понравилась.

Он даже задышал спокойнее. Долго молчал, а потом и говорит:

— Глупо, Санька, что нету его.

— Кого?

— Того света… Лежал бы там да поглядывал, как вы тут без меня…

— Ты это чего? — рассердился я. — Ты не смей! И думать не смей!.. Во-первых, сам говоришь — нету того света! А во-вторых, нечего тебе там делать! Хочешь лежать — лежи здесь спокойно хоть сто лет и поглядывай на нас на здоровье!

Дед заулыбался.

— Здесь спокойно не улежишь.

— Почему? Войны больше не будет!

Дед вздохнул с каким-то присвистом.

— Война, Санька, и не прекращалась.

— Во Вьетнаме?

— Во всем мире, — возразил дед. — Только не везде она с пушками и снайперами, но зато без перемирия. И вот тебе, Санька, мой приказ: в стороне от этой войны не стоять — на нейтралке не спрячешься. А с кем и за что воевать, ты уже выбрал, когда вступал в пионеры.

— Дедуля! — говорю. — Утром ты такой мирный был…

— Не путай! Утром я тебе про будущее говорил…

Тут звонок раздался. Открыл я, а за дверью — Катина мама. Из-под пальто белый халат виднеется. И Катюша рядом стоит. Пока я удивленно глазами хлопал, они разделись и Катина мама руки в ванной вымыла. У них в семье, наверно, все такие чистюли!

Вышла она с полотенцем, руки старательно вытирает, прихожую нашу осматривает и укоризненно головой покачивает.

— Уж эти мужчины! — говорит. — Как одни останутся — полный беспорядок!.. Займись-ка, Катюша!

А чем заниматься-то? Пол я сам на прошлой неделе пылесосил. Иголки еловые, конечно, кое-где остались, но разве их уберешь? Они же в каждую щель понатыкались!.. Хотел я заспорить, но не успел. Катюша на кухню за пылесосом побежала, а мама халат поправила и говорит:

— Веди к больному.

«Этот больной сейчас тебе выдаст!» — подумал я и повел ее к деду. Поздоровалась она с ним, удивленно на меня посмотрела и спрашивает:

— Неужели это ваш внук! Вы же совсем еще молодой!

Деда хитростью не купишь. Поглядел он на белый халат и говорит:

— Молодой — не молодой, но, простите, я вас не звал.

Она и не подумала обидеться. Согласилась.

— Я знаю. Это естественно. Лежачий больной никогда сам врача не вызывает.

Дед дернулся — хотел сесть, но сил у него не хватило. Упал на подушку и только глазами врачиху сверлит: сердится, что его лежачим обозвали. Рубашка съехала, и вмятина на левом плече видна.

— Интересное ранение! — воскликнула Катюшина мама, будто только из-за этой старой раны и пришла. — Пулевое… Вертикальное… Вы стояли, а в вас стреляли с самолета…

— Не то! — буркнул дед. — Дуэль была… с ихним снайпером.

— Что вы говорите?

Она быстро прощупала плечо и как-то незаметно приложила ухо к груди деда. Вот это подходец!

Слушала, слушала и говорит:

— Оч-чаровательно! Легкие чистенькие!.. Так… Так-так!.. А сердце от…