Бундори

Из-за убийства в квартале царила гнетущая атмосфера. Посетители сбивались вдоль улицы и у чайных домиков в суетливые группки, обычная удаль куда-то подевалась. Слуги суетились с оглядкой. Самураи ходили опасливо, держась за мечи. Все, казалось, не желали смотреть друг на друга. Страх и взаимная подозрительность висели в воздухе. Сано почувствовал сильное желание поскорее завершить следствие, прежде чем здесь, где мужские страсти уже разбужены выпивкой и сексом, разразится открытое насилие.

«Великое наслаждение» располагалось в переулке и являлось одним из наиболее престижных увеселительных заведений. Деревянные резные решетки на окнах, стены и колонны свежеотполированы и покрашены. Киноварь оживляла деревянные перила балконов. Занавеска того же цвета, расшитая белыми символами — цветами дома, закрывала вход. Когда Сано и сопровождающие добрались до заведения, занавеска порхнула в сторону, и на пороге появился человек, одетый в кричаще яркие шелковые одежды.

— Приветствую вас, сёсакан-сама, — сказал он, кланяясь. Ему можно было дать и сорок и шестьдесят лет. Он имел дородное грушевидной формы тело и под стать голову. Завязанные в узел волосы пробивала седина. Лицо, гладкое, без единой морщины, с широким носом и круглыми щеками, лоснилось. — Я — Уэсуги, хозяин «Великого наслаждения». — Рот с приподнятыми уголками, казалось, навсегда застыл в улыбке, но блестящие черные глазки походили на костяшки счетов — жесткие, холодные и расчетливые. — Это убийство — очень серьезное дело. Тем не менее позвольте заверить вас, «Великое наслаждение» к нему не имеет никакого отношения.

Сано поспешное заявление Уэсуги насторожило. Не скрывает ли он что-то? Впрочем, смущение могло быть следствием сословной солидарности и беспокойства за собственное предприятие. Хотя владельцы крупных увеселительных заведений считались сливками простонародья, самураи презирали их как торговцев живым товаром, боготворящих деньги. Уэсуги были не нужны никакие конфликты, которые могли затронуть его благополучие. К тому же заведение могло пострадать от того, что его будут ассоциировать с убийствами ради бундори.

— У меня нет причин полагать, будто «Великое наслаждение» замешано в преступлениях, — мягко сказал Сано, стараясь успокоить Уэсуги. — Я только хочу узнать, кто этот убитый человек и с кем он провел время перед смертью. — Он многозначительно перевел взгляд на вход, затем вновь посмотрел на хозяина.

Улыбка словно прилипла к губам Уэсуги, но глаза заюлили. Просчитав варианты, он спросил ровным голосом, лишенным на сей раз заискивания:

— Это действительно необходимо?

Сано не нашел нужным с ним спорить. Уэсуги прекрасно понимал, что не имеет права отказать в просьбе официальному лицу из бакуфу.

— Ваше заведение легче сохранит добрую репутацию, если мы побеседуем внутри. — Сано указал на растушую толпу зевак.

Признав поражение коротким кивком, Уэсуги посторонился и пропустил Сано внутрь заведения. Справа в прихожей стояла пустая скамья надсмотрщика. Уэсуги открыл дверь в решетчатой перегородке, ведущую налево, и провел Сано в главную гостиную, где две служанки поправляли напольные циновки. Комната — место встреч проституток и их клиентов — днем выглядела мрачно, наверное, потому улыбка Уэсуги стала напряженной. Вслед за хозяином Сано прошел в контору, расположенную за расписанной стеной главной гостиной.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — ровным голосом предложил Уэсуги.

Опустившись на колени перед низким столиком, он позвал слугу и заказал горячий чай. Принесли почти мгновенно. Пока они пили, Сано изучал комнату и ее владельца. Контора была похожа на подобные помещения, встречающиеся у любого преуспевающего дельца. Солнечный свет проникал через окна, затянутые бумагой, напротив окон стояли деревянные шкафы и окованные железом несгораемые сундуки для хранения документов и денег. Уэсуги, казалось, чувствовал себя здесь более неловко, чем на улице. Он был неестественно тих и старался не смотреть на Сано. Неужели ему стыдно за свой грязный бизнес, или он в чем-то виноват?

— Как зовут убитого? — спросил Сано.

Уэсуги зыркнул в толстую книгу, лежащую на столе, в которую он, по всей видимости, заглядывал до прихода Сано:

— Его имя Тёдзава Дзигори, он приехал из провинции Оми. На вопрос стражника у ворот он сообщил, что является ренином. Он был в компании с проституткой по прозвищу Воробей.

Сано вдруг догадался, почему Уэсуги нервничает. От гнева у него сдавило грудь.

— Когда приехал Тёдзава? — с невозмутимым видом спросил он.

Помедлив, Уэсуги ответил:

— Позавчера.

— Значит, он мог находиться в Ёсиваре до сегодняшнего утра. Почему же он покинул квартал вчера ночью?

Улыбка на лице хозяина исчезла, подтвердив подозрение Сано.

— Я лишь следовал обычаям. — Уэсуги запыхтел.

— Ты обыскал его вещи и обнаружил, что у него не хватает денег на оплату счета. И ты выбросил его вон. Отобрав мечи, конечно. — Злость Сано усугубляло его застарелое отвращение к жадности, присущей торгашам. — Ты знаешь, на свободе гуляет убийца, и все-таки выгоняешь безоружного человека.