Бундори

— Аои, я нуждаюсь в любой помощи, какую вы можете оказать. Это расследование очень важно для меня и не только потому, что охотника за бундори нужно передать в руки правосудия. — Он заметил ответный огонек в ее глазах. Ободренный, он продолжил исповедь. — Перед тем как умер отец, я... — На глаза набежали слезы. Сано помолчал, перебарывая волнение. — Я обещал ему совершить героический поступок, который обеспечит нашей семье почетное место в истории. Но теперь я опасаюсь, что навлеку позор на наше имя, а не прославлю его.

В глазах Аои мелькнуло отстраненное удивление. Сано зарделся от смущения. Настоящий самурай должен стойко хранить свои мысли при себе. Аои непостижимым образом удалось заставить его разоткровенничаться. Как приятно сбросить груз потаенных дум! Но не станет ли она презирать его за слабость?

— Мы часто даем обещания, которые трудно выполнить, — тихо промолвила женщина. — И порой главная помеха заключена в нас самих. Сумеем ли мы когда-нибудь преодолеть себя?

Под маской таинственности Сано увидел человека, способного постичь конфликт между долгом и чувством. Похоже, Аои прошла через эту муку. В течение бесконечно долгого мгновения они пристально глядели друг на друга в полном исин-дэнсин[3]. Дикая смесь восторга и страха захлестнула Сано.

Любовные похождения были распространенным явлением среди его класса. Сано знал на примере многих самураев: страсть способна разорить человека, отвлечь от исполнения долга, ослабить характер и лишить всяких перспектив на будущее. Сано подумал о финансовых и политических выгодах, которые получит, если он породнится с семьей судьи Уэда. То, что это показалось менее заманчиво, чем оказаться в постели с Аои, познать ее тело и душу, послужило сигналом опасности. Сано понял, что готов отпустить поводья своих чувств.

Аои встала. Ее глаза, заметил Сано, остекленели от ужаса. Значит, исин-дэнсин напугала их обоих. Испытывая обиду и одновременно воодушевление, Сано решил: в интересах расследования он должен вновь увидеться с настоятельницей; но ради собственного блага им никогда не следует пересекать границу между работой и любовью.

Глава 14

— Засим призываю, э-э, Совет старейшин соблюдать порядок, — проговорил сёгун с властным достоинством, сидя на помосте в передней части большого зала приемов. У него за спиной красовалась фреска, изображающая пейзаж, писанные золотом листья выгодно оттеняли великолепие его шелкового кимоно.

Зал состоял из двух уровней. На первом уровне располагались канцлер Янагисава и пятеро старейшин. Канцлер занимал место слева от сёгуна и был ближе всех к нему. Старейшины сидели двумя рядами под прямым углом к сёгуну и лицом друг к другу. Потомственные вассалы Токугавы из клана советников по вопросам государственной политики образовывали верхний эшелон бакуфу. Слуги незаметно подливали чай в чашки, стоящие на подносах, разносили табак и металлические корзиночки с горящими углями для разжигания трубок.

Второй уровень занимали чиновники, вызванные для доклада. Сано, напряженный от непреходящей тревоги, поеживаясь от прохлады, находился среди них. Он пытался повторять в уме свое сообщение, но разыгравшиеся нервы не позволяли сосредоточиться на тексте. Сано мысленно возвращался к минувшей ночи и к Аои.

По периметру зала за столами под окнами сидели служители, возглавляемые главным секретарем.

Токугава Цунаёси закончил вступительную речь и кивнул главному секретарю:

— Продолжайте.

— Сообщение сёсакана Сано Исиро о ходе расследования убийств, связанных с бундори, — объявил секретарь.

Цунаёси оживился.

— Ну, э-э, сёсакан, что вы имеете нам рассказать?

Сердце у Сано учащенно забилось. Поднимаясь, идя и опускаясь на колени, он старательно сдерживал внутреннюю дрожь.

— Ваше превосходительство, для меня большая честь доложить о ходе моего расследования, — сказал он, страстно желая, чтобы голос не вибрировал. — Надеюсь, мои ничтожные усилия получат ваше одобрение.

Сано обобщил результаты расследования. Его приободрило то обстоятельство, что сёгун, а не канцлер открыл обсуждение. Янагисава курил трубку, внимательно, но с бесстрастной миной слушая выступление Сано. Старейшины следовали его примеру. Сёгун подался вперед, его глаза горели тем же удовольствием, которое он выказывал при просмотрах театральных постановок. При каждом новом повороте дела на лице Цунаёси отражалось удивление, при описании очередного злодейства — волнение. Когда Сано изложил свою версию убийств и доложил о намерении допросить потомков генерала Фудзивары, если не удастся схватить убийцу в доме, где, возможно, он будет находиться сегодня вечером, сёгун изобразил удовлетворение. Сано затаил дыхание.

— О, прекрасно! — воскликнул Цунаёси. — Хорошая работа, сёсакан Сано. — Он от души похлопал в ладоши.