Бунгало Сатаны, или Наследие Ангелов

После того, как Гарри наконец смирился со своей «проблемой», он вдруг вспомнил тот жест Франсуа накануне свадьбы Гермионы и свое волнение по этому поводу. Первым делом избавился от очков, так не нравившихся французу. Он принял зелье «Орлиный Взор» и две недели провел в наглухо зашторенной комнате, выходя на улицу только по ночам и в темных очках - на период восстановления зрения его глаза были сверхчувствительны даже к слабому свету. После того, как зелье с успехом выполнило свою работу, Гарри с торжественным видом спустился к завтраку, но Франсуа даже не заметил его преображения и радость Гарри заметно померкла. Драко дал бы бесчувственному французскому чурбану чем-нибудь тяжелым по голове, если бы смог! Тот ведь намеренно не замечал неуклюжих попыток Гарри обратить на себя внимание. Даже начавшиеся уроки танцев не привнесли в их отношения никакой чувственности. Француз в упор не замечал, как вздрагивал Поттер, когда он прикасался к нему, репетируя очередной танец. Из Гарри получался неплохой танцор, конечно ему было далеко до профессионала, но он очень точно улавливал настроение, душу танца, а это было важнее самой изощренной техники. Приглашенные танцовщицы только диву давались, когда узнавали, что юноша всего три месяца назад начал занятия. Такие занятия с девушками были очень редкими и после них Франсуа всегда запирался в своей комнате, мрачный, словно туча. Гарри же, наоборот, бежал на конюшню, к своему любимому Урагану. Он делился с конем всеми своими страхами, переживаниями, надеждами. Эти всполохи плохого настроения Франсуа, Гарри воспринимал как проявления ревности и замаскированного интереса. Он радовался как ребенок, считая, что француз наконец-то начал обращать на него внимание. Но как ни странно, после того, как Гарри смирился и успокоился, д'Артаньяк перестал приходить по ночам к порогу его спальни.

Спустя еще три месяца, после того, как Гарри вернулся с крестин дочки Гермионы, счастливый и веселый, произошел странный инцидент. Гарри, аппарировавший поздно вечером, поднялся на этаж Франсуа, чтобы лично уведомить о своем возвращении. Но у самой комнаты учителя тот перехватил его и прижал к стене, навалившись всем телом на Гарри. Шумно вдохнув запах его волос, мужчина сильно провел руками по телу Гарри - мало что не облапил. Гарри попытался развернуться лицом к нему, но тот толкнул его обратно и вдруг ударил кулаком в стену так, что юноша вздрогнул от неожиданности. Пробормотав что-то похожее на:

- Quel toi la racaille, Charles-Anri! Comme je te déteste, la lie!*

И тяжесть, придавившая Гарри к стене исчезла. Он медленно развернулся и успел увидеть, как хлопнула дверь и услышал щелчок запирающего заклятья. В воздухе отчетливо пахло вином. Гарри задумчиво вернулся к себе в комнату. В ту ночь он впервые запер дверь заклинанием.

Наутро все вели себя так, словно не было этого эпизода в коридоре. Франсуа был, как обычно любезен и вежливо-холоден. За те месяцы, что он жил в доме, Гарри так и не удалось ни на дюйм заглянуть под тот покров тайны, окутывающий француза. Он не водил ни женщин, ни мужчин. Насколько знал Поттер, д'Артаньяк никогда не покидал имения, даже за покупками личных вещей отправлял эльфов. При всей своей разговорчивости, он никогда не говорил о себе или своей семье. Гарри немногое узнал с того самого первого собеседования. Если раньше он об этом не задумывался, считая учителя просто замкнутым человеком, то теперь, после сцены в коридоре, не мог не обращать на это внимание. Франсуа был загадкой и Гарри с детства привыкший впутываться во всякие неприятности с неумолимой скоростью приближался к самому страшному моменту своей жизни.

Однажды, сидя на терассе в летнем домике, Гарри пришла озорная мысль:

- Франсуа, а как та смотришь на то, чтобы нам сходить на дискотеку, развеяться? А то уже скоро забудем как другие люди выглядят, - сказал он, впрочем абсолютно не надеясь на успех.

- Знаешь, Гарри, а я не против… Ты прав, надо немного отвлечься. К которому часу мне быть готовым? - Франсуа отложил газету в сторону и с любопытством посмотрел на Гарри.

- Туда лучше приходить к одиннадцать ночи, - Гарри был так поражен внезапным согласием Франсуа, что растерял все слова и недоуменно хлопал глазами, глядя как огромный француз встает из кресла и молча направляется к себе.

- Значит в одиннадцать? - задержался тот у выхода и переспросил через плечо, не оборачиваясь.

- Да.

- До встречи, - Гарри не мог увидеть хищного выражения лица Франсуа.