Бунин и Набоков. История соперничества

25 января 1930 года Фондаминский писал Бунину: «Все очень хвалят Сирина»[109]. Меньше чем два месяца спустя, 14 марта 1930 года, Фондаминский обратился к Бунину с настоятельной просьбой: «Я Вас очень прошу написать одну страничку (или даже меньше) для “Современных записок” (до 28-го) о Сирине “Возвращение Чорба”. Я считаю, что это Ваш долг обратить на Сирина внимание публики. Прошу Вас это сделать»[110]. Уже на следующий день, 15 марта 1930 года, Фондаминский сообщал Марку Вишняку: «Я просил Ивана Алексеевича написать страничку для “СЗ” о “Возвращении Чорба” Сирина. Это надо обязательно, ибо Сирина совсем замалчивают или несправедливо ругают (Адамович). Если ИА Бунин не согласится, попроси Осоргина. Обязательно сделай это»[111]. Бунин не согласился. Рецензию на книгу рассказов и стихов Набокова «Возвращение Чорба» написал для «Современных записок» Марк Цетлин (Амари). В ответ на экземпляр сборника «Возвращение Чорба» в феврале 1930 года Бунин прислал Набокову экземпляр только что изданной книги «Жизнь Арсеньева: Истоки дней» (1930) – первые четыре части своего единственного, незавершенного романа – с дарственной надписью. Незадолго до этого Набоков с энтузиазмом отозвался на журнальный вариант романа в обзорной рецензии[112]. В 1930-м Бунин и Набоков обменялись фотографиями. Прозвучала ли дарственная надпись Бунина, сделанная 6 февраля 1930 года на изданной в Париже книге «Жизнь Арсеньева: Истоки дней» (илл. 3), как признание набоковского таланта?

В. Сирину

Дорогой Владимир Владимирович,

от всей души и с большой любовью к Вашему прекрасному таланту желаю Вам долгого, счастливого и славного пути.

Ив. Бунин

6. II. 1930

Париж[113].

Примерно в феврале 1930 года Набоков ответил письмом, отправленным с берлинского адреса, Люитпольдштрассе, 27, в районе Шонеберг. Здесь Набоковы жили в 1929–1932 годах[114].

27, Luitpold strasse bei/von Bardeleben Berlin W. 30

Дорогой и глубокоуважаемый Иван Алексеевич,

спасибо за дивную книгу и за надпись, глубоко тронувшую меня своей сердечностью. Наслаждаюсь сейчас «Жизнью Арсеньева», нахожу в ней все новые и новые чудеса, – ноги в Берлине, а все остальное в арсеньевской России.

Боже мой, как я жалею, что не удалось летом повидать вас. Сейчас мне приходится туговато, но я много пишу и во всех смыслах, кроме финансового, счастлив. В свое время Гессен мне передавал ваш отзыв о «Чорбе», – я всегда чувствую ваше доброе расположенье ко мне.

Крепко жму вашу руку, очень вас люблю.

В. Набоков[115]

Диалог Набокова с бунинским романом «Жизнь Арсеньева», который достигнет своего апогея в последнем длинном романе русского периода «Дар», требует детального исследования, и Александр Долинин, Анна Лушенкова и другие литературоведы уже проделали важную работу в этом направлении. Особый интерес представляет сравнительный анализ темы отца и темы детских воспоминаний в романах Набокова и Бунина. От «Дара» бунинская ниточка тянется к американскому роману Набокова «Ада, или Страсть: Семейная хроника» (1969).

Разумеется, в сохранившихся надписях на дарственных экземплярах книг Набокова и Бунина немало общих мест и любезностей. Но тем не менее эти строки помогают воссоздать штрихи меняющихся отношений между писателями. В сентябре 1930 года в Берлине Набоков сделал на книжном издании «Защиты Лужина» следующую надпись:

Дорогому и глубокоуважаемому Ивану Алексеевичу Бунину в знак восхищения

от автора

Берлин IX. 30[116].

Осенью 1930 года писатели обменялись фотографиями, которые, увы, не сохранились среди их бумаг: