Переезжая границу в Орше, за которой «находились области оккупированные», Бунин плакал, он «оставлял за собой, — по его собственному выражению, — и Россию и всю свою прежнюю жизнь».
В дневниковых записях Бунина и Веры Николаевны даны некоторые подробности этого, по выражению Ивана Алексеевича, «ужасного» путешествия — очень медленного переезда от города к городу, в сопровождении охраны, с длительными стоянками и с опасностью застрять в пути.
«В Вязьме были в три часа 24 мая и стояли там до вечера, — пишет Бунин в дневнике. — В Смоленск прибыли рано утром 25-го, откуда тронулись в пять утра. В Орше стоим уже три часа, не зная, когда поедем дальше.
26 мая. Двинулись в 11 часов 20 минут утра. В 12 часов без 10 минут мы на „немецкой“ Орше — за границей <…>
Едем на Жлобин.
27 мая (9 июня). Воскресенье.
Утром Минск. Серо, скучно. Узнали, что поезд пойдет на Барановичи». Из поезда пришлось тащить веши на другой, Александровский вокзал — больше версты. Помогли два больных солдата. Вера Николаевна здесь узнала, что надо переезжать на Виленский вокзал. Оказалось к тому же, что для получения билетов на дальнейший путь нужен пропуск. Получили пропуск с трудом, после больших волнений.
От Минска до Гомеля ехали в просторном купе, потом пересели на пароход и по рекам Сож и Днепр приплыли в Киев. Вера Николаевна писала в цитированном выше письме:
«В переполненном Киеве едва нашли пристанище. Сначала попали в притон. Затем редактор „Киевской мысли“ (М. И. Эйшискин. — А. Б.) предложил нам свою квартиру
[728], и мы прожили у него меньше недели. Одолевали Ивана Алексеевича поэты и писатели, так что из-за них пришлось бежать в Одессу, а в Киеве была чудесная весна, начало лета, и уезжать не хотелось, семья редактора была на даче, и было очень удобно там провести еще некоторое время. Оттуда в Одессу».В Одессу Бунин и Вера Николаевна прибыли в начале июня 1918 года — по-видимому, 3/16 июня. Вера Николаевна записала в 1919 году: «Год, как мы в Одессе…»
О приезде Бунина писал П. Нилус в статье «Впечатления. И. А. Бунин» (Жизнь. Одесса, 1918, № 7, июль).
Остановились в гостинице «Крымская» (у Сабанева моста, дом 1), жить пришлось в душном номере, Вера Николаевна это с трудом переносила, теряла силы. С 11 (ст. ст.) июня переехали на дачу Шушкиной под Одессой.
Вера Николаевна писала брату Всеволоду Николаевичу Муромцеву 29 июня 1918 года (ст. ст.):
«Дача у нас хорошая, большая, стоит в фруктовом саду, а сад выходит в степь»; «несмотря на неважную погоду, мне кажется, — продолжает она в письме 1 августа (ст. ст.) 1918 года, — что я живу в раю…».
У Буниных бывали литераторы. Жил с ними на даче Нилус. 26 июня/9 июля 1918 года были в гостях у Буниных историк литературы. Д. Н. Овсянико-Куликовский, писатели Г. Д. Гребенщиков, А. М. Федоров, литературный критик Д. Л. Тальников, журналист В. О. Недзельский.
Приходил В. П. Катаев со своими первыми рассказами; молодой автор казался Бунину талантливым, и он всячески покровительствовал ему и помогал.
Первого августа 1918 года Вера Николаевна писала брату:
«Ян немного отдышался и повеселел, а то под конец зимы он совершенно перестал на себя походить, так угнетающе действовала на него московская жизнь. Сейчас пишет с него портрет масляными красками молодой художник Шатан, который в то же время рисует меня сангиной, это нечто вроде пастели…»
14/27 августа Вера Николаевна пишет: «Ян и Нилус в городе. В 11 часов утра назначено свидание с Брайкевичем насчет книгоиздательства, товарищества на паях в Одессе <…>
Деньги, взятые из Москвы, приходят к концу. Ян не работает. Проживать здесь нужно минимум две тысячи рублей в месяц».
В августе 1918 года приехал А. Н. Толстой.
Бунин писал:
«Осень, а затем зиму, очень тревожную, со сменой властей, а иногда и с уличными боями, мы и Толстые (Алексей Николаевич и Наталья Васильевна. — А. Б.) прожили в Одессе все-таки более или менее сносно, кое-что продавали разным то и дело возникавшим по югу России книгоиздательствам…»
О своей жизни Бунин писал 20 сентября 1918 года литературному критику А. Б. Дерману:
«Дорогой Абрам Борисович, очень рад, что вы нашлись <…>
Живется нам в общем плохо. Все растущая, душу угнетающая и рисующая мрачные перспективы дороговизна, непрестанная боль, ужас и ярость при чтении каждой газеты, вечная тревога за близких, — о которых за последнее время ныне уже никаких известий, меж тем как Юлий Алексеевич снова тяжело заболел <…> близость зимы, которая нам, буквально не имеющим ни клока теплого, несет лютый холод — и пр. и пр. <…>
А теперь о сборнике. Увы, у меня, кроме двух-трех стихотворений, ничего нет! Душой рад бы был исполнить вашу просьбу — и не могу! Я ничего не писал — все лето. Не узнаю себя — такая все лето была душевная подавленность и телесная слабость — ведь вы знаете, какую зиму мы пережили…»
[729]