Бунин. Жизнеописание

«Иван Алексеевич уехал на юг в ужасном состоянии. Я Ивана Алексеевича и Веру Николаевну провожал. Иван Алексеевич задыхался. После двух-трех шагов останавливался и садился на раскладной стул, который я для него накануне купил. Я вел Ивана Алексеевича под руку. От такси до железнодорожного контроля мы шли — с частыми передышками и остановками — десять минут. Иван Алексеевич после болезни страшно исхудал. Был невероятно бледен (после потери крови). До вагона мы его с трудом довели. Он шел открыв рот, дыхания не хватало (астма и склероз легких). У вагона мы увидели Г. В. Адамовича и А. В. Бахраха».

Пробыть на Ривьере Иван Алексеевич и Вера Николаевна надеялись до мая, но задержались «в благодатном краю» (слова В. Н.). «Мы должны прибыть в Париж в воскресенье 15 мая», — сообщал Иван Алексеевич Зурову 15 апреля 1949 года.

«Автобиографические заметки» вызвали некоторые неодобрительные отзывы. Бунин благодарил А. Седых в письме 20 января 1949 года за защиту от «клянущих» его за то, что не расплакался в них «насчет Блока, Есенина (о которых еще и слуху не было в ту пору, о которой я говорил в своих „Заметках“, которые, кстати сказать, ничуть не есть история русской литературы) и за то еще, что старик Бунин позволил себе иметь свое собственное мнение о „поэтическом“ таланте величайшего холуя русской „поэзии“ Маяковского при всей его холуйской небездарности.

Вскоре я пошлю в „Новое русское слово“ свои заметки об Алешке Толстом, — в них скажу еще несколько слов о Маяковском в свою защиту. Я напомню (очень спокойно), как он называл звезды не иначе как „ плевочками“, как он описывал свое путешествие по Кавказу: „ помочилсяв Терек, поплевалв Арагву…“ и что он „пел“ об Америке» ^[1075].

Во Франции было голодно, печататься негде было, и Иван Алексеевич стал подумывать об Америке. А. Седых его отговаривал, в Новом Свете ему бы не понравилось, переезд на другой континент с его здоровьем был бы ему не по силам.

Радовал успех литературных воспоминаний. «Ведь из-за них, — писал Бунин А. Седых 5 апреля 1949 года, — вашу газету рвали у газетчиков с дракой!» ^[1076]Написал он еще «зернистую вещь — „Третий Толстой“ — об Алешке Толстом — с большими хвалами его таланту писательскому — и с меньшими — таланту житейскому» ^[1077].

В 150-летнюю годовщину со дня рождения Пушкина Бунин произнес краткую речь 21 июня 1949 года. Он сказал:

«…До самых священных недр своих поколеблена Россия. Не поколеблено одно: наша твердая вера, что Россия, породившая Пушкина, все же не может погибнуть, измениться в вечных основах своих и что воистину не одолеют ее до конца Силы Адовы».

Бунин отказался участвовать в Пушкинском комитете, написал об этом Адамовичу; в комитете участвовал Лифарь. Бунину, по его здоровью, не до комитетов было. А на людях, по словам Веры Николаевны, он «оживляется. Бывает блестящ» ^[1078].

Летом 1949 года приезжал в Париж А. Седых; перед возвращением в Америку заходил к Бунину 23 августа и сказал, что исхлопотал ему у владельца фирмы «Этам» С. С. Атрана «пенсию» 10 тысяч франков в месяц начиная с сентября, которую Бунин получал до 1951 года, до смерти С. С. Атрана.

Новый, 1950 год не «встречали». Вера Николаевна была у всенощной. Ей теперь трудно стало отлучаться от дома, Иван Алексеевич нередко не мог оставаться один — усилилась астма. «Телефона нет», — записывает Вера Николаевна в дневнике 23 января 1950 года; разрешение на телефон получили через год: 25/12 января 1951 года.

Его книги все распроданы, надо искать экземпляры для перевода на иностранные языки. Шли переговоры о печатании «Жизни Арсеньева» на немецком языке в Австрии. Он готовил русское издание «Воспоминаний», исправлял, дополнял рукопись в апреле 1950 года и продал эту книгу английскому издателю Леману за 106 тысяч франков; издатель Caiman Levy вместе с литературным агентом Бунина Гофманом сократили ее, автор возмущался, потом махнул на это рукой. Издали и французы, и американцы; главные нью-йоркские газеты, по словам Ивана Алексеевича, «хвалили» книгу.

В русской прессе в Америке выступил Георгий Александров со статьей «Памяти Есенина» (Новое русское слово. Нью-Йорк, 1950, 27 октября), защищал Есенина от суждений Бунина о нем в его «Воспоминаниях», необъективных, порочащих поэта, которого читала и пела вся «советская Русь», что, по словам Бунина, еще не является доказательством поэтической ценности Есенина. «Мало ли что пели когда-то в России и задолго до большевиков, и при них; вся мещанская Россия чуть не со слезами пела многие годы „Чудный месяц плывет над рекою“, вся „передовая“, левая — „Есть на Волге утес“ — стихотворение одно из самых глупых во всей мировой поэзии <…> Поэтические достоинства стихов про этот утес столь же не велики, как и стихов „Из-за острова на стрежень“ и „Солнце всходит и заходит“, тоже петых „всей“ Россией. Сходила с ума когда-то „вся“ Россия и от Надсона, Бальмонта… А что сталось с ними теперь? <…>