Читаем Бунин. Жизнеописание полностью

Жить в Аутской даче мне было приятно. Пробовал писать, делал заметки о нашем с Куровским путешествии. Много читал. Подолгу вел разговоры с матерью Чехова…

Ездили мы с Марьей Павловной на водопад Учан-Су, в Гурзуф»[224].

А. И. Куприн писал Бунину: «Я вижу, что в доме Чеховых тебя все очень любят»[225].

В семье Чехова Бунин стал, по его выражению, «своим человеком». С Марией Павловной был в «отношениях почти братских»[226].

«У Чеховых я как родной»[227], — писал он Ю. А. Бунину в это время. Впоследствии вспоминал: «У меня ни с кем из писателей не было таких отношений, как с Чеховым. За все время ни разу ни малейшей неприязни. Он был неизменно со мной сдержанно нежен, приветлив, заботился как старший»[228].

Никто из писателей не умел так смешить Чехова, как Бунин. «Когда истощался личный запас юмора, Бунин читал Чехову его собственные юмористические рассказы, и Антон Павлович смеялся так, как будто это были чужие произведения»[229], — вспоминал А. М. Федоров.

В эти дни Бунин писал из Ялты Ю. А. Бунину (5 января 1901 года): «Христа ради, немедленно вышли (десять рублей. — А. Б.). У меня две копейки и не на что даже письма никуда послать… Начал писать много. Тут дивно, но я просто в отчаянии»[230];

И. А. Белоусову (12 января): «Одиноко, но дивно. Если бы ты знал, какие дни и какой вид у меня из окон! Пишу стихи и рассказы, читаю»[231]. Он написал «Сосны», «Туман на море» и «бился» над «Белой смертью» (позднее, окончательное название — «Белая лошадь»). «Дни мои протекают, — писал он А. М. Федорову, — в каком-то поэтическом опьянении… Много пишу стихов, много-много начинаю рассказов…»[232];

Н. Д. Телешову (24 января): «Дорогой и милый друг! Прости, что не пишу, много работаю, да и много дней проходит в странном состоянии каком-то. Боже мой, ты не можешь себе представить, что за дни стоят! По 25 градусов тепла на солнце. Сейчас я на балконе гостиницы „Россия“ — в одном пиджаке, и то жарко. Море, небо полно невыразимой радости, а я один, дьявольски один, то есть не в смысле знакомых, конечно… Пропадает моя молодость ни за что! — Я все еще у Чехова»[233].

Бунин провел с Чеховым, приехавшим из Италии, «неделю изумительно»[234]; с его приездом он переселился в гостиницу «Россия». 22 февраля отправился в Одессу и опять остановился у Куровского.

Примерно с 1 по 15 апреля Бунин снова жил в Ялте — приехал вместе с Куприным по приглашению Чехова. «Куприн жил возле Чехова в Аутке», — писал Бунин.

Двадцать четвертого апреля он сообщал брату: «Еду в Огневку, настроение дьявольски скверное. Ведь я был опять в Одессе и тоскую об Ане страшно. Видел ее два раза на улице. А сынка, конечно, так и не видал, — проходя, видел его только издали, он был на балконе третьего этажа»[235].

Позднее Бунин рассказывал Г. Н. Кузнецовой, что «виделся он с сыном „раз пять в году“, причем „в это время весь дом затворялся у себя и дышал на меня злобой“. Мальчик выбегал, бросался к нему на шею и звонко кричал: „Папа, покатай меня на трамвае!“ Это казалось ему верхом счастья»[236].

В Огневке Бунин писал стихи, задумал написать статью о Жуковском, 8 мая он писал Ю. А. Бунину: «Поклонись Николаю Федоровичу (Михайлову, издателю „Вестника воспитания“. — А. Б.) и спроси его, не возьмет ли он у меня осенью статью о Жуковском. Ты знаешь, как я его люблю»[237].

Двадцать восьмого мая 1901 года из Ефремова он пишет тому же адресату:

«Я как в тумане от работы и сиденья, хотя благодаря жаре, крику Жени (сын М. А. Буниной. — А. Б.) и пыли дело плохо идет и потому пишу тебе мертво. Положение дел таково: мать все время в Ефремове, и глядеть на нее тяжело, так много она, бедная, трудится (прислуги сейчас нет) и не спит при этом ночи из-за Жени… Тружусь упорно… в Ефремове страшная нищета» [238].

Побывав в июне в Москве, Бунин 18 июня отправился опять в Огневку, в начале августа он уехал в Одессу [239], поселился на даче Гернета — снял комнату у самого моря.

Третьего сентября, по просьбе Чехова, Бунин приехал в Ялту [240], оттуда в сентябре отправился в Москву, в середине октября ездил из Москвы в Нижний Новгород. Горький сообщал К. П. Пятницкому (письмом между 13 и 17 октября 1901 года), что у него «был Бунин Иван, был Андреев Леонид, Алексеевский Аркадий, и я два дня не видел себя… Иван Бунин предлагает издать его рассказы у „Знания“… Я — за издание Бунина „Знанием“»[241].

Семнадцатого ноября в «Литературном кружке» Бунин прочел лекцию об искусстве швейцарского живописца и поэта Арнольда Бёклина, популярного в то время в России.

О. Л. Книппер-Чехова писала Антону Павловичу 16 ноября: «В субботу Букишон читает о Бёклине в кружке. Маша пойдет, а я занята»[242].

Четырнадцатого декабря 1901 года Бунин присутствовал в театре Корша на премьере «Детей Ванюшина» С. А. Найденова. 15-го, побывав у О. Л. Книппер-Чеховой, уехал в Васильевское к Софье Николаевне Пушешниковой, там провел рождественские праздники.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное