Бункер. Иллюзия

Джульетта застонала. Она перестала ощущать тело и едва слышала собственные мысли. Она смогла нажать кнопку еще раз, но это потребовало от нее всех оставшихся сил.

— О чем ты там болтаешь, мерзавец?

Когда она выплюнула последнее слово, голова начала клониться набок — тело жаждало сна.

«Я говорю о Лукасе, который меня предал. Мы только что нашли у него в карманах твои вещи. Как давно он с тобой разговаривает? Так вот, знаешь что? Я пошлю его по твоим стопам. И я наконец-то догадался, что произошло в прошлый раз, как те идиоты из снабжения помогли тебе. Хочу тебя заверить, твердо заверить, что твой дружок такой помощи не получит. Я лично изготовлю для него комбинезон. Лично. Всю ночь не буду спать, если понадобится. И когда он утром выйдет, я буду точно знать, что он даже близко не подойдет к тем проклятым холмам».

78

Бункер 18

Стайка детей шумно мчалась по лестнице сверху, когда Лукаса вели на смерть. Кто-то из них взвизгнул, как будто за ним гнались. Ребятишки показались из-за поворота, и Лукасу с Питером пришлось отойти к перилам, пропуская их дальше.

Питер, шериф, крикнул детям, чтобы они бежали медленнее и соблюдали осторожность. Те лишь захихикали и помчались дальше. Занятия в школах на сегодня закончились, и взрослых слушать уже было не обязательно.

Когда Лукаса прижали к наружным перилам, он на мгновение задумался об искушении. Свобода находилась на расстоянии прыжка. Смерть, выбранная им самим. Та, о которой он размышлял и прежде, когда его одолевало мрачное настроение.

Петер потянул его дальше, не дав Лукасу времени принять решение. И ему осталось лишь восхищаться этой изящной полосой стали и тем, как она бесконечно закручивается, сохраняя изгиб идеально равномерным. Лукас представил, как перила штопором вворачиваются в землю, как колеблются наподобие некой космической струны, как одиночной нитью ДНК располагаются в самом центре бункера, — вокруг них теснится вся здешняя жизнь.

Такие мысли вертелись у него в голове, пока он этаж за этажом приближался к смерти. Лукас разглядывал проплывающие мимо сварные швы: одни сделаны аккуратнее других. Некоторые были пупырчатыми, как шрамы, другие — отполированными настолько гладко, что их едва можно было разглядеть. Каждый шов казался подписью своего создателя: тут работа, которой можно гордиться, там торопливая халтура, здесь приложил руку ученик, сделавший свой первый шов, а здесь — профессионал с десятилетиями опыта за плечами, работающий с обманчивой легкостью.

Лукас проводил скованными руками по грубой краске, по бугоркам и трещинками, по местам, где отколовшиеся чешуйки обнажали копившиеся столетиями слои, цвет которых менялся где от времени, где от наличия той или иной краски. Эти слои напомнили ему о деревянном столике, который он разглядывал почти месяц. Каждая бороздка отмечала течение времени подобно тому, как каждое имя, нацарапанное на краске, отмечало безумное желание человека прожить дольше, не дать потоку истории унести его бедную душу.

Долгое время они с шерифом поднимались молча. Им навстречу попался сначала носильщик с объемистым грузом на плечах, затем юная парочка, выглядящая виновато. Расставание с убежищем под серверной не стало освобождением, о котором Лукас мечтал все последние недели. Оно оказалось засадой, маршем позора: лица в дверях, лица на лестничных площадках, лица на лестнице. Озадаченные лица, неморгающие глаза. Лица друзей, гадающих, действительно ли он — враг.

Может, так оно и было.

Станут говорить, что он сломался и произнес зловещие слова, но Лукас теперь знал, почему людей вышвыривают наружу. Он был вирусом. Если он скажет неправильные слова, это убьет всех, кого он знает. Путь, по которому прошла Джульетта, такой бессмысленный. Он поверил ей, он всегда ей верил и знал, что она не сделала ничего плохого, но теперь он действительно все понял. Она была похожа на него очень во многом. Разница заключалась только в том, что ему не суждено выжить, и он об этом знал. Бернард сам ему сказал.

Они уже удалились на десять этажей от Ай-Ти, когда в рации Питера зажужжал сигнал вызова. Питер выпустил локоть Лукаса, чтобы прибавить громкость и ответить, если вызывают его.

«Это Джульетта. С кем я говорю?»

Ее голос.

Сердце Лукаса подскочило, затем провалилось куда-то в глубину. Он уставился на перила и прислушался.

Ответил Бернард — потребовал от всех молчания. Питер уменьшил громкость, но рацию не выключил. Голоса поднимались вместе с ними, перелетали из бункера в бункер. Каждый шаг и каждое слово стачивали Лукаса, отщепляли от него по кусочку. Он присмотрелся к перилам и снова задумался о настоящей свободе.

Ухватиться, перепрыгнуть. И долго лететь.

Он даже представил, как совершает эти движения, сгибает колени, перебрасывает ноги через перила.

Голоса в рации спорили. Произносили запретные слова. Они обсуждали секреты, полагая, что их никто не слышит.

А Лукас снова и снова мысленно прокручивал смертельный прыжок. Судьба ждала его за перилами. Образ был настолько сильным, что Лукас сбился с шага.