Бункер разбитых сердец

– А ты не хочешь с ней помириться? – вкрадчивым голоском спросила Дарья. – Только не торопись говорить «нет». Скажи хотя бы, что подумаешь.

– Хорошо. Я подумаю, – нехотя отозвался он, закуривая. – Но…

– Нет! – вскрикнула дочь, оборвав его на полуслове. – Давай без «но». Я все прекрасно понимаю. Не маленькая. Но ты даже не представляешь, как я хочу, чтобы ты был всегда рядом со мной. Ну и, получается, с мамой. Папочка, не лишай меня надежды, о’кей?

Все произнесенное ею резало по больному. Сердце буквально разрывалось из-за своего ребенка, но вот это «но» не давало возможности сделать так, как она просит. И Родин поспешил сменить тему:

– Слушай, доча, давай я тебе перезвоню. Чего деньги тратишь?

– Да я, в принципе, все сказала. Необязательно. Пока.

В трубке послышались короткие гудки. Михаил затушил окурок, решая, перезванивать ли дочери. «Пожалуй, сейчас не стоит. Пусть успокоится. Позвоню завтра».

Выспаться, как мечтал, не удалось.

Долго смотрел в окно, уставившись на ствол березы, что росла прямо перед глазами. Ее белый ствол сливался с белым покровом первого снега. А потом почувствовал дикий голод и стал чистить картошку под струей холодной воды, даже не включив газовую колонку. Каждое лишнее действие отдавалось болью в натруженных мышцах рук и спины.

После обеда, не переставая чувствовать усталость, Михаил вернулся на диван с книгой в руках. Взял ее в комнате ныне покойного соседа. Тот, хоть и был к старости законченным алкашом, в юные годы, похоже, увлекался классикой. На его книжной полке стояли рядком несколько разрозненных томов с потрепанными переплетами и пожелтевшими страницами. Михаил взял, что первым попалось под руку. Джонатан Свифт «Гулливер». Разумеется, он читал это. Тоже в ранней юности, и хорошо помнил все приключения несчастного героя. Но сейчас, вчитываясь в как будто и знакомый текст, стал открывать для себя нечто иное, чем представлял прежде. Его стала захватывать философия человеческих отношений, прекрасно раскрытая в этом произведении, а не сами действия. Даже не заметил, что за окном сгустились сумерки.

Из этого романтического покоя его снова выдернул «Профессионал». Михаил нехотя отложил книгу.

– Да.

– Привет. Отоспался? – в отличие от Даши Светлана сразу запомнила его график.

– Мм, привет. Покой нам только снится, – без особого энтузиазма отозвался Родин, потирая пальцами прикрытые веки.

– Это я помеха? – осторожно поинтересовалась она.

– Нет-нет, – поспешил он успокоить Светлану. – Как дела?

– Так себе. А у тебя?

– А почему «так себе»? Где оптимизм и горящий глаз?

– Да что-то с материалом не клеится. Попыталась сегодня сдать в редакцию, так они забраковали.

– Что, тема не понравилась? Уверен, что со стилем у тебя все в порядке, – словно сам был редактором, поинтересовался Михаил.

– В точку. Им, видите ли, неинтересно, что к нам в город приехал вполне интересный писатель. Ну, известный в определенных кругах. Его произведения не изданы. Но зато пользуются большим успехом в Интернете.

Михаил сразу представил себе личный сайт Свифта и улыбнулся про себя:

– Ну, что ты хочешь от некулюторных неандерталов?

– Ой, и не говори! – усмехнулась журналистка, уловив его иронию. – Нет, я конечно, понимаю, Рузиков не Достоевский…

Михаилу здорово резанула ухо произнесенная ею фамилия грандиозного классика. Снова всплыли воспоминания, где фигурантом всех его последующих бед был его однофамилец. Майор Достоевский. И он на некоторое время упустил нить разговора.

– Алло, ты здесь? – окликнула его Светлана, выдергивая из прошлого.

– Да, я внимательно слушаю.

– И что ты думаешь на этот счет?

– А о чем пишет этот талантливый Рузиков?

– Преимущественно о любви. И еще как! Очень глубоко. Ярко. Насыщенно, – стала воодушевленно расхваливать писателя Светлана.

– Думаешь, он хорошо в ней разбирается?

– Ну-у… во всяком случае… – немного притормозила она. – А ты? Как ты считаешь, что такое любовь?

– Это вопрос для твоего следующего журналистского расследования?

– Просто интересно твое мнение. Итак, что по твоему мнению любовь? – продолжала настаивать Светлана, таинственным образом все больше вовлекая Михаила в возникшую тему.

– По-моему, это прежде всего уважение к выбранному тобой объекту, – не задумываясь ответил он.

– Всего-то? А секс?

– Это страсть. Это желание угодить своим физиологическим потребностям. Это просто гормоны. Если ставить его во главу угла, то к старости ни один бы не справил золотую свадьбу.

– Интересно. А что значит уважение? За что? Как тогда объяснить, если женщина, к примеру, Ева Браун любит Гитлера? За что его можно уважать? Он же исчадие ада!

– Кому как. Каждый выбирает в силу своих фантазий. Возможно, Ева не видела в нем это исчадие, не замечала, не вникала в суть, а выделила в нем ум и властность, или в душе сама была такой. Это вопрос тонкий. И почему сразу Ева Браун? Сколько незнакомых нам девушек любят убийц и насильников, ждут их из зоны, защищают, как могут, а порой и просто не верят в их преступления. И вот сидит такая особь за решеткой, барышня не имеет с ним никакого секса, но продолжает любить.