Бункер. Смена

В конечном итоге ей удалось перехватить управление механизмом обрушения тех бункеров. Дональду до сих пор снились кошмары после мыслей об этом. Пока она описывала процесс, он рассматривал настенную схему стандартного бункера. Он нашел заряды, подрывающие мощные бетонные опоры между этажами, после чего перекрытия обрушивались до самого дна, подобно домино, погребая под собой все и всех. Бетонные блоки толщиной в тридцать футов были обрушены, чтобы превратить в руины целые общества. Эти подземные здания с самого начала проектировались таким образом, чтобы их было возможно обрушить, как любое другое — и дистанционно. И то, что такая страховка вообще требовалась, являлось, на взгляд Дональда, настолько же мерзким, насколько жестоким выглядело ее решение.

И теперь от этих бункеров осталось лишь шипение и потрескивание их умерших раций, хор призраков. Руководителям других бункеров даже не сообщили о катастрофе. На их схемах не появятся красные кресты, их не станут преследовать тяжкие мысли. Эти руководители и так почти не контактировали между собой. Распространение паники было опаснее всего.

Но Виктор все знал. И Дональд подозревал, что именно это тяжкое моральное бремя заставило его покончить с собой, а не разные теории, выдвинутые Турманом. Тот настолько восторгался яркостью ума Виктора, что принялся искать в его самоубийстве некий смысл, некую законспирированную причину. А Дональд все больше склонялся к скорбному осознанию того факта, что человечество было брошено на грань гибели обладающими властью безумцами, каждый из которых полагал, что другие знают, куда они идут.

Он глотнул томатного сока из продырявленной банки и взял два листка бумаги из ковра заметок и отчетов возле клавиатуры. Предполагалось, что судьба восемнадцатого бункера зависит от чего-то, что скрыто в этих двух страницах, копиях одного и того же отчета. Один листок — распечатка исходного отчета, который он написал давным-давно после гибели двенадцатого бункера. Дональд едва помнил, что вообще его писал. А теперь он разглядывал его настолько долго, что смысл текста начал ускользать — подобно слову, которое от слишком частого повторения становится просто шумом.

На втором экземпляре были пометки, сделанные Виктором поверх текста. Он написал их красной ручкой, и кто-то сумел усилить только этот цвет, чтобы сделать пометки более читабельными. Однако при этом стали четко видны и мелкие брызги, и два пятна его крови. Они служили мрачным напоминанием о том, что этот отчет лежал на столе Виктора в последние секунды его жизни.

После трех дней изучения отчета Дональд начал подозревать, что тот был для Виктора всего лишь клочком бумаги. Иначе почему он писал что-то поверх его текста? И тем не менее Виктор несколько раз сказал Турману, что ключ к подавлению насилия в восемнадцатом бункере скрыт именно в отчете Дональда. Виктор доказывал, что Дональда необходимо вытащить из глубокой заморозки, но не смог убедить Турмана или Эрскина встать на его сторону. Так что это было все, чем располагал Дональд: слова лжеца о том, что сказал мертвец.

Лжецы и мертвец. Никто из них не мог поведать ему правду.

Листок бумаги с красными надписями и пятнами крови цвета ржавчины тоже мало чем помог. Однако несколько строчек в нем все же резонировали. Они напомнили Дональду гороскопы: те тоже были способны наносить слабые и скользящие удары, порождающие доверие ко всем их прочим расплывчатым толкованиям.

«Тот, кто помнит», — было написано жирными и уверенными буквами через середину отчета. Дональд не мог отделаться от ощущения, что это намек на него и его устойчивость к отбивающему память препарату. Разве Анна не упоминала, что Виктор часто о нем говорил, что он хотел разбудить его для медицинского тестирования или расспросов? Другие его размышления были в равной степени расплывчатыми и зловещими: «Вот почему» и «Конец им всем».

Имелась ли в виду под этим «почему» причина его самоубийства или же насилие в восемнадцатом? И конец чего подразумевался?

Во многих отношениях цикл насилия в восемнадцатом не отличался от событий в других бункерах. Если не считать его ожесточенности, там было все то же нарастание и уменьшение ярости толпы, бунт очередного поколения против предыдущего. Все тот же цикл кровавых потрясений с периодичностью от пятнадцати до двадцати лет.

Виктор много писал на эту тему. Он оставил после себя заметки на множество тем, начиная от поведения приматов до войн в двадцатом и двадцать первом столетиях. Один из таких текстов Дональд счел особенно неприятным. Там подробно описывалось, как взрослеющие приматы стремятся свергнуть власть своих отцов, альфа-самцов. И как шимпанзе убивают своих детенышей, отнимая малышей у матерей и взбираясь с ними на деревья, где отрывают от маленьких телец руки и ноги. Виктор писал, что у самок после такого снова начинается течка. Убийство освобождает место для следующего поколения.