Бункер

– Небольшая. Метра четыре, что позволяло моему буксиру подходить вплотную к парапету. Но бывают и приямки до пяти-шести метров. Оттуда мы лет тридцать назад судака таскали, щуку с сазанами. Аеще вот таких сомов!

И он развел ручищи на максимально возможную ширину.

Его восторженные воспоминания меня не убедили. Сомов можно сколько угодно таскать из ям, однако на общую картину данный факт не влияет. Ручей, он и есть ручей. Даже обидно, что генерал Горчаков поручил моему «Фрегату» подобное задание.

Оттолкнувшись от корпуса буксира, садимся с Михаилом Жуком на деревянную лавочку. Два матроса налегают на весла. По словам Алексея, нарушать первозданную тишину балтийской ночи шумом лодочного мотора не рекомендуется. Ладно, нельзя так нельзя.

Молча любуемся огнями ночного города…

* * *

– А как быть с фонарным светом? – спросил я при подготовке Александра.

– Не понял вопроса, – честно признался он.

Приходится объяснять на пальцах:

– Свет горящих под водой фонарей будет виден на поверхности. Глубина-то здесь плевая, понимаешь?

– Да, это я не учел, – кусает он губы. – Ладно, что-нибудь придумаем…

Не знаю, что он намерен придумать, но, проверив под водой дыхательный аппарат и включив фонарь, я ощутил себя голой моделью на подиуме. Шлюпка колышется на мелких волнах под мостом, куда почти не проникает освещение уличных фонарей, и мутноватые пятна фонарного света, пробивающиеся из-под воды, наверняка выглядят с набережной порождением мистики или внеземной цивилизации.

– Арнольдыч, нас видно метров за триста, – подливает в огонь маслица напарник.

– Пошли ближе ко дну…

Мы уходим на глубину. Впробном погружении мы решили обойтись без связи. Так, на всякий случай. Зато я прихватил навигационно-поисковую панель– как знать, вдруг пригодится?.. Однако невозможность ее использования в акватории мелкой реки с замусоренным дном стала очевидной, едва загорелся экран. Яневольно зажмурился от обилия ярких засветок. Гидролокатор кругового обзора высвечивал весь хлам, находящийся на дне, и я поспешил выключить бесполезный аппарат…

Вода в реке ужасно мутная. Видимость не превышает трех-четырех метров, и это дает некоторую надежду сохранить наше инкогнито.

Глубина фарватера под мостом приличная. Идем в восточном направлении, приближаясь по касательной к северному берегу реки, одетому в бетонный парапет. Фарватер остается позади, дно постепенно поднимается.

Проплыв сотню метров, мы «втыкаемся» в резкий подъем подводного рельефа.

– Набережная, – освещая лучом бетонное основание парапета, подсказывает Михаил.

Глубина здесь опять плевая– не более четырех метров. Прижавшись к самому дну, приступаем к осмотру…

* * *

Обследуя дно, мы прошли около двухсот пятидесяти метров. Оставалась последняя сотня.

Дно вдоль калининградской набережной было буквально усеяно всевозможным хламом. Здесь лежали тысячи бутылок, пивных банок и автомобильных покрышек, торчала арматура и куски труб, попадались рамы изувеченных велосипедов, а неподалеку от моста мы наткнулись на ржавый мотоцикл. Проплывая над кучами мусора, я недоумевал: неужели все это накопилось за десять лет? По словам Николая Егоровича, именно десять лет назад производилась чистка дна Преголи.

Мы заканчивали обследовать участок длиной триста пятьдесят метров.

– Пора возвращаться, – напомнил о времени Жук.

– Давай прежде заглянем в эту яму, – указал я на значительное углубление в рельефе дня.

Яма была глубже тех, что встречались раньше. Ее края оказались ровными, а дно прикрывал крупный мусор: каретка от старой кровати, автомобильная покрышка, большой кусок сгнившего древесного ствола и что-то еще.

Не знаю, что мной руководило: азарт, интуиция или нежелание возвращаться на буксир ни с чем. Но я принялся ворочать хлам, желая убедиться в том, что яма не представляет скрытой опасности.

Вскоре я докопался до металлической штуковины, похожей на секцию чугунного забора. «Это объяснимо, – подумал я. – Возможно, когда-то вся набережная была огорожена подобным забором».

Очистив вычурные завитки, я попробовал приподнять железяку. Она поддалась, но только самую малость– видимо, была слишком тяжелой.

Я дернул посильнее. Со дна взметнулось облако мути.

– Черт, ничего не видно, – проворчал я, ощупывая дно под секцией.

Там не было ничего особенного. Просто толстый слой мягкого ила, который просачивался сквозь пальцы и походил на муку самого мелкого помола.

Я намеревался покончить с этим грязным делом, вылезти из ямы и рвануть к эстакадному мосту, когда левая ладонь наткнулась на что-то твердое.

Вокруг по-прежнему ничего не видно из-за взбаламученного ила. Пытаюсь на ощупь определить характеристики находки…

Длинный цилиндр с округлым наконечником.

Ухватив его покрепче, дергаю.

Не поддается. Сидит мертво, словно закопан глубоко в грунт.

– Ну что там, Арнольдыч? – зовет сверху Миша. – Не пора нам сваливать?

– Обычная яма, наполненная всякой дрянью, – отталкиваюсь от чугунного забора. – Возвращаемся…

Мы отходим подальше от берега и, держась фарватера, двигаемся на запад– к эстакадному мосту. Плывем долго, с трудом ориентируясь в мутной воде…