Естественно, что в нарастающем напряжении, в предвидении того тяжкого, что ожидало нас, я искал покоя рядом с Баумом: у него были собственные дела, и он не летел в Авалон, подобно остальным. Его целью был сам город. Но даже он впал в некоторое уныние, хотя, конечно же, его поведение оставалось безупречным. Вскоре я узнал причину его уныния. Она заключалась в нашем добром друге Баньюбуле.
— Понимаете, — сказал Баум, — меня беспокоит то, что графу вновь хочется власти. Пока он тихо-мирно работал на фирму, он был на месте и очень полезен. А теперь… понимаете, мистер Маршан сыграл с ним дурную шутку, а он принял её всерьёз. И самое ужасное, что это уже не шутка. Процесс пошёл. Никогда не надо шутить, мистер Феликс, в пределах слышимости фирмы, потому что фирма всё воспринимает с убийственной серьёзностью.
— Какую дурную шутку?
— Свежая сперма, — уныло произнёс Баум, ковыряя в ухе длинным ногтем, как лопаточкой. — Свежая сперма!
— О чём вы? — переспросил я, ничего не понимая.
— Мистер Маршан напился и сказал, что последние изыскания в химическом отделе показали совершенно ясно, будто свежая сперма является единственным по-настоящему действенным тонизирующим средством для женской кожи. Всё бы ничего, мистер Феликс, но он пошёл дальше и заявил, что фирме ничего не стоит наладить продажу спермы, если её будет достаточно; ну и конечно же, если будут платить хорошие деньги, то её можно сколько угодно получать от частных поставщиков — как любой другой продукт в нашей современной цивилизации. Путь спермы от донора на фабрику при определённой температуре вряд ли представляет собой (согласно мистеру Маршану) более сложную проблему, чем сбор лаванды и доставка её парфюмерам. С его стороны это было слишком; ему следовало знать, насколько граф легковерен. И ему также следовало помнить, что фирма всё воспринимает очень серьёзно. Чего мистер Маршан добивался, не представляю, но думаю, он был не в себе, когда шутил, и попросту хотел посмеяться над приятелем. С одной стороны, идея сумасшедшая — тысячи и тысячи мужчин поставляют сперму на фабрику, где ею заполняют флаконы и маркируют продукт. С другой стороны, как сказал Маршан, консервированная сперма уже использовалась в искусственном осеменении, так почему бы не попробовать её как косметическое средство? Когда граф Баньюбула рассказал мне об этом, я пришёл в ужас; но хуже всего то, что идею озвучил, обсудил и
Он вытащил портфель и, пошарив в нём, достал толстую пачку текстов, которые несли на себе печать наивного гения Баньюбулы. Меня удивило, что Маршан был автором шутки, которую фирма без проволочек превратила в прибыльный бизнес. На такое вполне способен Карадок, но Маршан? И всё же это была правда.
Понять беднягу Баума и посочувствовать ему было делом нетрудным, потому что он работал в отделе рекламы и продвижения товаров на рынок и ему приходилось отправлять все эти памфлеты и рекламные тексты в скучающий мир. Во-первых, надо было зазывать новых доноров («Отдайте всё „Искусству любви”. Будьте с нами. Поработайте над собой и сделайте состояние. Изучите нашу систему поощрений. Для этой работы не надо уходить из дома и выбирать особое время. Почему бы не поработать на фирму? Не упустите свой шанс, удвойте свой доход» — и так далее, и так далее.) и, во-вторых, привлекать внимание доверчивого рынка косметологов («Натуральнее не бывает, поры скажут вам „спасибо”»)… ну и хватит на этом! Мне стало ясно, что проект разбудил в Баньюбуле дотоле дремавший литературный дар.
Пока я читал, Баум не сводил с меня глаз, чтобы торжествовать при виде моего ужаса.
— Ну, видите? — спросил он, когда я отдал ему безвкусные тексты.
Я видел.