Бунт Хаус (ЛП)

— Нам нужно отвезти тебя обратно в больницу. Я не думаю, что они взяли анализы на изнасилование.

Стыд разжигает во мне огонь. Я пытаюсь замкнуться в себе, стараясь не думать о грядущем унижении.

— Еще несколько вопросов, и мы вытащим тебя отсюда. Когда это все случилось, Элоди?

— Вчера. В пятницу. Это случилось после того, как я вернулась домой из школы.

Эйми бледнеет, краска отливает от ее лица, когда она смотрит на лежащий перед ней отчет. Кажется, она не смотрит ни на что конкретно. Ее рука дрожит, и она быстро прячет ее под стол, подальше от посторонних глаз.

— Ты хоть представляешь, Элоди, какой сегодня день? — спрашивает она тихим голосом.

Эти бесконечные часы в темноте, свернувшись в клубок, мои суставы кричали в агонии, умоляя меня вытянуться, прижавшись носом к этим крошечным отверстиям. Казалось, что прошла целая вечность. Ад, который охватывал целые жизни. Впрочем, я знаю, что разум играет со мной злые шутки. Часы кажутся днями, а те-годами. Я нахожусь в участке с трех часов утра, а это значит, что было около полуночи, когда тот офицер взломал замок ящика и выпустил меня. Мой мозг отказывается от идеи заняться самой простой математикой, но я заставляю себя считать часы на пальцах.

— Сегодня воскресенье, — говорю я ей. — Раннее воскресное утро.

— Ты думаешь, что пробыла в ящике девять часов? — шепчет Эйми.

Я перевожу взгляд с женщины-детектива на мужчину, сидящего рядом с ней, туда-сюда, туда-сюда, пытаясь понять сложные выражения их лиц.

— Да? — Лицо парня складывается в маску ужаса. Он прочищает горло, но это больше похоже на то, что он задыхается. Он отталкивается от стола и бросается к двери. — Иисус Христос. Я не могу... Извините. Мне нужно подышать свежим воздухом.

Дверь тихо шуршит, закрываясь за ним.

Эйми откидывается на спинку стула, нервно потирая горло.

— Мы не можем продолжать допрос без присутствия двух детективов, Элоди. Извини. Но... ты должна знать... ты была в ящике не девять часов. Сегодня вторник, дорогая.

Я нахмурилась, услышав это. В этом нет никакого смысла.

— Вторник?

Она кивает головой.

— Я была... в ящике... пять дней?

Эйми отворачивается, прикрывая рот рукой.

Пять дней.

Мочась и испражняясь по себя.

Задыхаясь от запаха моей собственной грязи и вони моей матери, гниющей в другом конце комнаты.

Эта тонкая соломинка, торчащая из дырки в ящике, обеспечивала мой единственный запас воды.