Бунт Хаус (ЛП)

Он кладет сотню в карман вместо того, чтобы положить ее в кассу, о чем я ничего не говорю, потому что на этой стадии процесса я нахожу его открытую воинственность более занимательной, чем что-либо другое. Он встает на деревянный ящик, который держит за прилавком, и достает бутылку «Джонни Уокер» с самой высокой полки. Вместо того чтобы налить мне пятьдесят миллилитров в рюмку, Паттерсон берет стакан со льдом и, саркастически улыбаясь, наливает в него четыре пальца жженой золотистой жидкости. И да, этот человек в совершенстве овладел искусством саркастической улыбки. Он один из немногих людей, которые когда-либо выполняли эту задачу.

Я подношу стакан ко рту, глядя на виски стоимостью сто двадцать долларов, который он так безжалостно влил в него, и улыбаюсь своей самой дикой улыбкой.

— Ты и вправду сволочь, да, Пэт?

Виски оставляет огненный след на всем протяжении моего пищевода, но это приятный ожог. Тот, что скорее пылает, чем кусает. Я мужественно в два глотка проглатываю остатки виски, а затем с грохотом ставлю стакан на деревянную панель.

— Что, тяжелые времена там, на горе? — спрашивает бармен без малейшего намека на искренность в голосе. — У них кончился фуа-гра? Или шампанское перестало течь из кранов?

— Да пошел ты.

— Представляю, как вам, бедным детям, там наверху, тяжело чистить зубы и подтирать задницы. Должно быть, это чистая пытка. Они действительно должны нанять несколько дополнительных крепостных, чтобы удовлетворить более интимные потребности нашего маленького принца.

— Если ты не прекратишь язвить, я снова запру тебя в пивном погребе.

Это заставляет его замолчать. Потому что он знает, что я это сделаю. Я уже делал это раньше. Думаю, что Паттерсон наслаждается нашим словесным (а иногда и физическим) спаррингом почти так же, как и я. Ему не нравится, когда я пинаю его пухлую задницу вниз по лестнице, ведущей в подвал, и запираю его там на весь день.

Он сверкает зубами.

— А где же твои друзья? Английский щеголь и наркоман.

— Ха! Почему ты думаешь, что Пакс наркоман?

— Он похож на того парня из фильма с шотландскими наркоманами.

— Не думаю, что можно обвинить кого-то в том, что он наркоман, потому что у него бритая голова и он имеет мимолетное сходство с молодым Эваном МакГрегором.

Он кряхтит, явно думая о чем-то другом.

— Хочешь еще? — Он тычет в меня «Джонни Уокером».

— Сейчас середина дня, приятель. Несмотря на то, что ты обо мне думаешь, я не дегенерат. — Смешно. Эта ложь так чертовски смешна, что даже я ухмыляюсь, как кусок дерьма, когда Паттерсон смеется, держась за живот. Он видел, что я творю. И в каком состоянии я это делаю, он тоже видел. Иисус. — У меня к тебе вопрос, Пэт, — говорю я, наклоняясь вперед так, что край стойки впивается мне в ребра. — Ты ведь женатый человек, да?

Если бы у Пэта были хоть какие-то брови, они бы сейчас торчали вокруг его редеющей линии волос.

— Дааааа?

— Та большая дама с усами? Та, что чистит туалеты? Она твоя настоящая жена?

Его глаза, уже так глубоко посаженные, практически исчезают, когда он сердито смотрит на меня.

— Ты что, ищешь неприятностей, парень?

— Нет, нет! Я не хотел тебя обидеть.

— Ну что ж, в таком случае я не обижаюсь! — Ну вот, опять этот сарказм. Он же гребаный профи.

— Я просто имею в виду... как давно вы женаты с прелестной миссис Паттерсон? — спрашиваю я, меняя тему разговора.

— Семнадцать лет.

— Дерьмо. Как... как, черт возьми, ты это сделал?

— Сделал что?

— Как ты вообще убедил ее, что ты не злой, бессердечный кусок дерьма?

Паттерсон раскачивается взад-вперед на пятках, весело посмеиваясь про себя. На этот раз он, кажется, не издевается надо мной своим смехом, а искренне забавляется.

— О Господи, Рэн. Боже, иногда ты меня просто с ума сводишь.

— Я говорю совершенно серьезно.

— Я тоже, о Боже. — Собравшись с мыслями, он кладет свои мясистые руки на другую сторону стойки бара, собираясь с духом, как будто собирается преподнести мне какую-то серьезную мудрость. — Ключ к тому, чтобы убедить женщину, что ты не злой, бессердечный кусок дерьма, Рэн, это не быть злым, бессердечным куском дерьма.

Ну что ж, я вижу, что сам загнал себя прямо в эту ловушку. Но даже в этом случае ярость поднимается по моей спине, покалывая между лопатками. Это в моем характере — хотеть наказать парня за такую дерзость, но сейчас в моей голове раздается ворчливый голос, спрашивающий, как бы я вел себя, если бы Элоди была здесь, и я даже не знаю, что мне теперь делать.

— Принято к сведению, — цежу я сквозь зубы.

— Никогда не думал, что доживу до этого дня! — каркает Паттерсон. — Вы, напыщенные ослы из Вульф-Холла, приходите сюда, от вас разит привилегиями. Вы притворяетесь, что участвуете в обществе, как обычные люди, но вы так похожи на те модные, дорогие автомобили, которые вы все водите — слишком занижены к земле, нет места для более чем одного человека внутри. В тот момент, когда вы натыкаетесь на ухаб на дороге или вас просят подумать о том, чтобы нести хотя бы малейшую ношу, вы опускаетесь на дно и изо всех сил стараетесь нести что-нибудь вообще.

— Твоя метафора разваливается на части, Пэт.