Бунт континента

Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся право на жизнь, свободу и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье».

Томас Джефферсон. «Декларация независимости»

ИЮЛЬ, 1776. ФИЛАДЕЛЬФИЯ

Воздух в студии художника был пронизан лучами света, втекавшими не только через два больших окна в стене, но и через застекленный квадрат в потолке. Джефферсон подумал, что такую новинку он был бы не прочь использовать при намеченной перестройке своего дома в Монтиселло. Правда, придется искать какое-то сверхпрочное стекло, чтобы оно смогло выдержать груз снега в зимние месяцы. А может быть, просто прикрывать его крепкими ставнями?

Художник Чарльз Пил обещал ему, что позирование не займет больше часа, что речь идет только о предварительном эскизе, ибо он мечтает — считает своим долгом — написать в конечном итоге портреты всех депутатов Конгресса, проголосовавших за Декларацию независимости. А уж упустить шанс запечатлеть на полотне ее автора — нет, такого он никогда бы не простил себе.

Выглядывая из-за мольберта, бросая быстрый взгляд, нанося несколько штрихов то карандашом, то углем, Пил развлекал гостя рассказами о годах своей учебы в Англии, у знаменитого Бенджамина Веста, потом перескакивал на годы юности, когда он зарабатывал на жизнь ремеслом седельщика в Аннаполисе, и как его кредиторы-лоялисты, узнав, что он вступил в общество «Сыны свободы», сговорились и довели его до разорения, так что ему пришлось на время сбежать в Бостон, и как именно там у него открылись способности к рисованию и он нашел свое настоящее призвание.

Оглядывая висевшие на стенах картины, Джефферсон невольно то и дело возвращался взглядом к портрету женщины, застывшей над кроваткой с мерт-вым ребенком. Пил уже рассказал ему, что его дочь умерла полгода назад от оспы и что Рашель — «моя жена» — захотела иметь память о ней навсегда. Лицо четырехлетней покойницы выглядело неожиданно взрослым, почти старушечьим, чепчик с кружевами обрамлял его светящимся полукругом.

«Захотела бы Марта иметь портрет нашей Джейн? Наверное, нет. Болезненные воспоминания и так живут в ее душе слишком долго, отказываются умирать. А может быть, это она сама не дает им умереть, раствориться в реке забвения? Будто ощущает, что забыть — это предать любовь к умершей? А я? Моя мать умерла всего три месяца назад, а я готов забыть эту смерть уже сегодня. Зато я шесть недель после ее смерти мучился теми дикими мигренями. Не было ли это наказанием свыше за слабость сыновних чувств?»

Его рука время от времени поглаживала портфель, лежавший рядом на стуле. Ему не терпелось перечитать новое издание трактата Томаса Пэйна «Здравый смысл», лежавшее там, но он опасался обидеть художника таким явным невниманием.

— ...Однако мы с женой надеемся, что Всевышний пошлет нам обильное потомство, — говорил тем временем Пил. — Нашего сына, которому уже два года, мы назвали Рафаэль. Следующего назовем Рембрандт. Дальше пойдут Рубенс, Леонардо, Тициан. Если, конечно, война не разрушит наши планы. Моя рота ополченцев отправляется под Нью-Йорк послезавтра. Надеюсь, там мне удастся снова встретиться с генералом Вашингтоном. Я побывал у вас в Вирджинии, когда писал его портрет в Маунт-Верноне. Он изображен там в форме полковника вирджинской милиции. Тогда мне казалось удачным сочетание темного камзола с густо-красным жилетом и бриджами. Боюсь, сегодня красный цвет может вызвать только досаду.

— Значит, вас можно уговорить на поездку в дальние края? — сказал Джефферсон. — Приняли бы вы приглашение посетить нас в Монтиселло? Если моя жена даст согласие позировать, я бы очень хотел иметь ее портрет.

— Вы полагаете, у нее могут быть возражения? Я готов прислать ей отзывы нескольких дам, которые были очень довольны тем, как их облик запечатлелся на моих полотнах.

— Ваше мастерство общепризнанно, слухи о нем достигли даже нашего провинциального угла. Но природная застенчивость моей жены с годами только усугубляется. Мне трудно уговорить ее поехать в гости, посетить театр в Вильямсбурге, принять участие в бале. Даже написать письмо сестре или старинной приятельнице для нее — тяжкий труд, к которому надо готовиться неделями.