Бунт марионеток

Василий сжимал в руках импульсный генератор и, надо полагать, намеревался в ближайшие секунды пустить его в дело и разнести всё вокруг. Эдуард остервенело лупил в защитную голубую стену очередями из автомата, пули с чмоканьем вязли в толще защитного поля и сгорали с характерными голубыми вспышками. Бородатый же, похоже, командовавший налётом, размахивал лазерным пистолетом и что-то кричал, однако криков его почти оглушённый и ошарашенный всем происходящим Юрий разобрать не мог.

Среди всей этой неразберихи и дикой кутерьмы — стрельбы, вспышек, грохота, криков — спокойствие и даже определённое добродушие сохранил один Фокин. Вдоволь налюбовавшись на беснующихся перед стеной защитного поля молодчиков, Андрей Кузьмич небрежно, но вместе с тем и очень весомо, хлопнул ладонью по стопке чистой белой бумаги на своём рабочем столе и очень внятно, не повышая голоса, произнёс:

— Тихо! Всем успокоиться! Бросить оружие! Побаловались — и хватит.

И вновь взгляд Фокина налился тяжестью, нечеловеческой силой и заставил нападавших оцепенеть.

Наступила тишина, судорожная, напряжённая тишина. И в этой тишине Юрий увидел, как из повисших, точно плети, беспомощных, парализованных рук Василия выскользнул и с грохотом упал на паркетный пол комнаты импульсный генератор. Бородатый выронил лазерный пистолет, а Эдуард. и трое других парней — автоматы.

Фокин очень неодобрительно поморщился, исподлобья, скосив глаза, посмотрел на оружие, раскиданное по полу, перевёл взгляд на лица нападавших, укоризненно покачал головой и резко щёлкнул пальцами правой руки.

И Юрий, уже давно устав чему-либо удивляться, с большим облегчением увидел, как импульсный генератор, автоматы, лучевое оружие и прочие душегубские инструменты нападавших покрылись сероватым дымчатым налётом и медленно стали расплываться, таять, терять очертания и наконец исчезли без следа.

Фокин же поманил к себе пальцем остолбеневшего от ужаса бородатого и, когда тот, явно против своей воли, на удивление легко прошёл через защитное поле и деревянной походкой приблизился к столу, спросил:

— И чего вам неймётся? Всего вроде достаточно, интереснейшая работа, все условия для творчества… Чего ещё?

— Вы лишили нас инициативы… — судорожно выдохнул бородатый. — Вы сделали из нас марионеток!

Фокин расхохотался:

— Кто из кого марионеток сделал — это ещё надо посмотреть! Нет, каково! Я их, можно сказать, ублажаю, исполняю их желания. Да, да! Желания вот этих самых пакостников! А они в ответ на доброту, на заботу… Марионетки! Что ж, бунт марионеток — это уж совсем нечто несуразное… Говорите определённее! Что вас всех не устраивает в моих планах?

— Это ваши планы! А каждый человек мечтает сам планировать и свою жизнь, и свою судьбу! Вы лишили нас этого! — сказал бородатый. Он с ненавистью смотрел в глаза Фокина, с вызовом расправив плечи и выпрямившись, задрав голову и выпятив подбородок, и только лёгкая дрожь пальцев рук выдавала волнение и страх бородатого.

— Судьба — это судьба. Планировать её трудно! — с улыбкой возразил Фокин. — Я вижу, вы, голубчик, даже не понимаете того, о чём говорите. Сами себе противоречите. Требуете, чтобы каждый сам планировал свою жизнь, а сами только что пытались поломать жизни других людей! Или для них вы не оставляете права планировать свои судьбы? С логикой у вас, голубчик, явно не всё в порядке.

— Вы болтун и демагог! — крикнул бородатый, видимо, решив, что терять ему уже нечего.

— Успокойтесь, голубчик, — невозмутимо продолжил Фокин. — Кем бы я ни был, это не меняет сути вопроса. А поскольку я всё же, так сказать, специалист по исполнению желаний, то и это ваше дурацкое желание я исполню. Вы мечтаете сами планировать свою жизнь и свою судьбу. Что ж, планируйте! Попытайтесь найти такое решение, когда ничьи другие судьбы и жизни вами задеты, изменены или раздавлены не будут? Найдёте удачный для себя вариант, ваше счастье! Не найдёте, что ж, придётся мне и на этот раз самому распорядиться вашей судьбой! На размышление даю десять минут! Думайте!

Бородатый зашатался и по знаку Фокина отступил к стене. Фокин же поманил к себе пальцем Эдуарда:

— А вы, молодой человек, что скажете в своё оправдание?

Эдуард перед Фокиным, в отличие от бородатого, ерепениться не стал. Чувствовалось, что роль Джордано Бруно явно не для него.

Юрий вспомнил пламенные речи Эдуарда перед заговорщиками и с трудом поверил, что перед ним тот же человек, что ещё сегодня утром призывал к крайним мерам, источал агрессивность и ненависть. От смелого оратора не осталось и тени, перед профессором Фокиным стояло жалкое, трясущееся от страха и, кажется, уже вполне обезумевшее существо.

— Я… Не… Не… Я… Не понимал… Пощадите… Андрей Кузьмич, миленький… — выдавив из себя эти несколько фраз, Эдуард бухнулся перед Фокиным на колени. Тело Эдуарда стало сотрясаться, точно в лихорадке, из глаз побежали слёзы, и он, размазывая эти слёзы пятернёй, стал как-то по-детски всхлипывать и всё пытался обнять ноги Фокина.

— Андрей Кузьмич, успокойте его как-нибудь, — попросил Юрий. — Вы же видите, он на грани…