«Данный офицер за время, прошедшее после дачи ему его последней характеристики, показал при выполнении служебных обязанностей свою еще более возросшую ответственность, неизменно дисциплинирован, прилежен, добросовестен, отважен и хорошо знает свое дело. В настоящее время его можно считать вполне подготовленным, чтобы командовать эсминцем-тральщиком водоизмещением 1200 тонн. Его профессиональное старание и честность могут служить примером для других офицеров, как кадровых, так и резервистов. Его достоинства как офицера заслуживают самой высокой оценки. Может быть рекомендован в кадровый состав ВМС».
— Благодарю вас, коммандер. Вопросов больше нет. — Гринвальд вернулся к адвокатскому столику и сел на свое место.
Свидетель бросил на прокурора взгляд, в котором была безмолвная мольба о помощи.
Челли медленно, словно человек, страдающий ревматизмом, поднялся и подошел к свидетелю. Казалось, он намеревается продолжать допрос. Но он вдруг повернулся к председателю суда.
— У меня нет вопросов к свидетелю, — коротко сказал он.
— Вы свободны, коммандер, — прозвучали слова председателя, и Квиг покинул зал заседаний.
Он уходил, сгорбившись, втянув голову в плечи, торопливыми семенящими шажками, перекатывая в руке металлические шарики. Таким Марик привык видеть его в ходовой рубке тральщика «Кайн».
— Защита закончила изложение дела.
— Перерыв до 13.00,— объявил Блэкли.
37. Приговор
У Челли, когда он поднялся, чтобы произнести свою заключительную речь, был вид человека, выходящего на ринг.
— Прошу суд, — начал он, — извинить меня, ибо я нахожусь в затруднительном положении. Я не знаю, как начать обсуждение изложенного защитой дела. Мне нечего опровергать, ибо дела, как такового, нет. То, что мы намерены сейчас обсуждать, не имеет отношения к основному обвинению и его содержанию. Оно также не имеет отношения к обвиняемому и тому, что он содеял и за что привлечен к суду военного трибунала.
Напомню суду первые слова защитника, с которыми он обратился к свидетелю Квигу: «Коммандер, вам знакомо выражение „старина Желтопятный“?» Я тогда заявил протест. Я заявляю протест снова, и на сей раз по поводу стратегии и тактики, к которым прибегала защита. Явным намерением защиты было повернуть ход дела так, чтобы обвиняемым вместо старшего лейтенанта Марика стал свидетель Квиг. Следует признать, что в какой-то степени это защите удалось. Защитник привлек в качестве материальных доказательств критику, в том числе и злонамеренную, которая звучала в показаниях свидетелей по адресу коммандера Квига. Свидетель Квиг, неожиданно для себя, оказался вынужденным защищаться в открытом суде без всякой подготовки и советов адвоката, лишенный привилегий и гарантий, которые даются законом обвиняемому.
Хорошо, пусть так. Но что доказал нам защитник, прибегнув к помощи измышлений, клеветы, хитроумных вопросов и прямых наговоров? Допустим, что все, сказанное свидетелями, является правдой — чему я ни на йоту не верю, — что смогла этим доказать защита, кроме того, что коммандер Квиг не является примерным офицером? Что еще выяснил защитник? Что служба капитана Квига на «Кайне» сложилась для него крайне неблагоприятно, что он допускал ошибки и показал себя некомпетентным командиром? Но разве все это может служить достаточным основанием для отстранения его от командования, как это сделал его помощник старший лейтенант Марик? Возможно, настоящий суд готов создать прецедент, когда любой подчиненный может отстранить капитана от командования за любую ошибку. В этом случае капитану ничего не остается, как давать свидетельские показания в суде, опровергать обвинения и защищать правомочность своих приказов и распоряжений перед предвзято настроенным защитником, безоговорочно принявшим сторону подлинного обвиняемого. Этот прецедент не что иное, как право на бунт, он подрывает порядок подчинения!
Ключевым вопросом на данном процессе является вопрос о психическом расстройстве коммандера Квига. Заметьте, о расстройстве, а отнюдь не о его ошибках, неправомочных действиях или некомпетентном руководстве. Статьи 184, 185 и 186 исключают все прочие причины отстранения капитана от командования, кроме одной — полной и бесспорной потери рассудка. Однако, защита даже не потрудилась установить этот факт, ибо знала, что это невозможно. Капитан Квиг был и остается в полном здравии и рассудке, как вы или я, какие бы ошибки он ни совершил. И это хорошо известно защите.